Краем глаза Ранд заметил стоящих в ожидании в высоком арочном проеме двух женщин. Вместо отсутствующих дверей в проеме висели нити разноцветных бус, красных и синих. Одной из женщин была Морейн. На миг у Ранда мелькнула мысль заставить их немного потоптаться у порога — уж больно раздражало повелительное выражение лица Морейн, которая явно ожидала, что ради нее вожди и Ранд немедленно прервут свой разговор. Правда, тем для обсуждения уже не осталось, и по глазам вождей он видел, что им совсем не хочется продолжать беседу. Слишком свежи были упоминания об откровении и о Шайдо.
Вздохнув, Ранд встал, его примеру последовали и клановые вожди. Кроме Гана, Ранду никто не уступал ростом. Там, где Ранд провел детские годы, Гана сочли бы человеком среднего роста, а то и выше; среди айильцев же он считался малорослым.
— Вы знаете, что делать. Привести остальные кланы и как следует приглядывать за Шайдо. — Он помолчал, потом добавил: — Все кончится хорошо. Хорошо для Айил — насколько я сумею.
— Пророчество гласило, что ты расколешь нас, — мрачно заметил Ган, — и начал ты соответственно. Но мы пойдем за тобой. Пока не сгинет тень, — продекламировал он, — пока не спадет вода, в Тень, оскалив зубы, с последним вздохом бросить вызов, чтоб в Последний День плюнуть в очи Затмевающему Зрение. — Затмевающий Зрение — таково было одно из прозвищ Темного у айильцев. А еще одно — Ослепляющий.
Ранду ничего не оставалось, как ответить обусловленными ритуалом словами — которых он когда-то не знал:
— Клянусь честью моей и Светом, жизнь моя будет кинжалом в сердце Ослепляющего.
— И до Последнего Дня, — закончил айилец. — До самого Шайол Гул.
Мерно тренькали струны арфы.
Вожди цепочкой прошли мимо двух женщин, с почтением глядя на Морейн. Никакого страха перед ней они не чувствовали. Как бы Ранду хотелось такой же уверенности в себе. Морейн имела на него слишком большие виды, протянула к нему слишком много ниточек-тяжей, которыми его захлестнула. И Ранду невдомек, когда и как она за них потянет.
Едва успели удалиться вожди, обе женщины вошли в комнату; Морейн была как всегда невозмутима. И как всегда изящна. Невысокая, привлекательная женщина, даже не будь на ней отпечатка неопределенного возраста, характерного для Айз Седай. Морейн сняла влажную полосу материи, с темных волос на лоб ее свисал на тонкой золотой цепочке маленький голубой камень. Но даже если б она не сняла с головы защищавшую от жары тряпицу, это нисколько не умалило бы ее царственной манеры держаться. Она всегда казалась на фут выше ростом, а в глазах читались непоколебимая уверенность в себе и властность.
Вторая женщина была выше Морейн, хотя тоже не доходила Ранду до плеча. И она была юной, а не лишенной признаков возраста. Это была Эгвейн, ее он знал с детства, с ней вместе он вырос. Сейчас, за исключением темных глаз, она вполне могла сойти за айилку, и не только благодаря загорелым лицу и рукам. Девушка носила широкую айильскую юбку из коричневой шерсти и свободную белую блузу из растительного волокна, называемого алгод. Алгод мягче тонко спряденной шерсти; такой товар купцы оторвут с руками, если когда-нибудь Ранд сумеет убедить айильцев торговать им. С плеч Эгвейн свисала серая шаль, а падавшие на спину темные волосы широкой полосой поддерживал серый шарфик. В отличие от большинства айильских женщин, Эгвейн носила всего один браслет — светлая кость, вырезанная в виде кольца из язычков пламени, и всего одно ожерелье из золотых и костяных бусинок. И она носила еще одно украшение. На левой руке посверкивало кольцо Великого Змея.
Эгвейн обучалась у кого-то из айильских Хранительниц Мудрости — чему именно, Ранд не знал наверняка, хотя подозревал, что это как-то связано со снами. Точнее трудно сказать: и Эгвейн, и айилки держали рот на замке. Но ведь Эгвейн обучалась и в Белой Башне. Она была одной из Принятых, готовилась в будущем стать Айз Седай. И, по крайней мере здесь и в Тире, выдавала себя за полноправную Айз Седай. Иногда Ранд поддразнивал девушку этим, хотя она не одобряла его подтруниваний.
— Фургоны скоро будут готовы отправиться в Тар Валон, — сказала Морейн. Ее мелодичный голос звучал точно кристальной чистоты ручеек.
— Пошлите с ними сильную охрану, — заметил Ранд, — не то Кадир не довезет груз туда, куда хотите вы. — Юноша вновь повернулся к окну, желая выглянуть и посмотреть на Кадира. — Раньше вы не требовали, чтобы я что-то запрещал или разрешал.
Внезапно что-то будто шарахнуло его по плечам — больше всего на свете это походило на увесистую палку из гикори. Кто-то из женщин направил Силу — подсказало ему слабое ощущение гусиной кожи, маловероятное по этакой-то жаре.
Резко развернувшись к женщинам, Ранд потянулся к саидин, наполнив себя Единой Силой. Ощущение от Силы было такое, будто сама жизнь взбурлила в нем, словно он стал живее раз в десять, стократно. И порча Темного тоже влилась в него — смертью и разложением, словно могильные черви закопошились во рту. Поток Силы грозил в любой миг снести его, и ему каждое мгновение необходимо было сражаться с бушующим половодьем, непрестанно бороться, не уступать ему. Ранд почти свыкся с этим чувством, и в то же время никогда не свыкнется. Ему хотелось вечно наслаждаться саидин, и ему было до тошноты плохо. И все это время клокочущий поток бил в него, пытаясь ободрать его до костей и дотла сжечь кости.
Со временем порча сведет Ранда с ума, если Сила не убьет его раньше тут уж какая из напастей достанет первой. С начала Разлома Мира на безумие обречен всякий мужчина, способный направлять, с того самого дня, как Льюс Тэрин Теламон, Дракон и Сто Спутников запечатали узилище Темного в Шайол Гул. Но последний удар Темного запятнал мужскую половину Истинного Источника, и способные направлять Силу мужчины, обладающие этим даром безумцы разорвали мир на части.
Ранд наполнил себя Силой… А ведь он не знает, кто из женщин учинил с ним такое. Обе холодно, точно ледяные статуи, смотрели на него, обе — выгнув бровь почти одинаковой дугой, с вопросом в глазах. Кто-то из них или обе в этот миг могли обнимать женскую половину источника — и он никогда не определит, кто именно.
Разумеется, вытянуть палкой по спине — не в привычках Морейн, она находила иные способы наказать или обуздать, способы более утонченные и, как правило, куда более болезненные. Однако даже будучи уверенным, что это наверняка Эгвейн, Ранд ничего не может поделать. Доказательство. Мысль скользнула по поверхности кокона Пустоты; сам же Ранд плавал внутри, в ничто, а мысли и чувства, даже гнев его были где-то далеко-далеко. Без доказательств я ничего не сделаю. На этот раз я не дам себя разозлить. Это уже не та Эгвейн, вместе с которой он рос, теперь она стала частью Башни — с тех пор как Морейн отправила девушку туда. И опять Морейн. Вечно Морейн. Иногда ему очень хотелось, чтобы Морейн исчезла, пропала куда-нибудь. Иногда? А не лукавишь?
