Дырявый Парус откинулась на спинку. Монета была вращающейся.
— Бери следующую карту! — подгонял ее Хохолок. — Чего ты медлишь?
Кукла совсем не обращала внимания на карту с опоннами. Дырявый Парус решила повнимательнее приглядеться к странной монете. Она набрала в грудь побольше воздуха. Несомненно, и Хохолок, и «сжигатели мостов» имеют ко всему этому какое-то отношение. Дырявый Парус интуитивно ощущала их причастность. Только ее собственная роль оставалась непонятной. Прочтя две карты, она сумела узнать больше, чем было известно им. В общем-то, не слишком много, но достаточно, чтобы самой не сгинуть в надвигающихся событиях.
Шумно выпустив воздух, колдунья потянулась и опустила руки на колоду.
Хохолок подпрыгнул, затем накинулся на колдунью с упреками:
— Ну что ты приклеилась к этим Шутам? — в ярости шипел он. — Ты все еще не рассталась со второй картой? Глупости! Давай вытаскивай третью!
— Нет, — ответила Дырявый Парус. Она вернула обе карты в колоду. — Я не стану брать других карт. Успокойся, ты все равно ничего со мной не сделаешь.
Она встала.
— Сука! Да я убью тебя прямо здесь! И глазом моргнуть не успеешь!
— Замечательно, — ответила колдунья. — Этим ты избавишь меня от необходимости отвечать на дотошные вопросы Тайскренна. Начинай, Хохолок.
Скрестив руки, она ждала очередного хода. Кукла заверещала.
— Нет. Ты мне нужна. Ты ненавидишь Тайскренна даже сильнее, чем я.
Он вскинул голову, словно задумавшись над последними словами, потом отрывисто рассмеялся.
— Итак, я могу быть уверен, что ты не предашь.
Дырявый Парус тоже задумалась.
— Ты прав, — сказала она.
Колдунья подошла к выходу и взялась за полог, потом остановилась.
— Хохолок, ты хорошо слышишь? — спросила она.
— Достаточно хорошо. А что?
— Какие звуки ты слышишь?
«Интересно, слышит ли он вращающуюся монету?»
— Да в этом развороченном лагере полно звуков. А ты-то сама что слышишь?
Дырявый Парус улыбнулась. Она молча откинула полог и вышла. Колдунья двинулась к штабному шатру. Внутри звенела пока еще смутная и не совсем понятная ей надежда.
Она никогда не считала опоннов своими союзниками. Рассчитывать в каком-либо деле на везение или удачу — такое всегда казалось ей верхом глупости. Первым домом, открывшимся ей сейчас, была Тьма. Леденящая тьма, со всполохами злой силы, все сметающей на своем пути. Но что-то во всей этой мрачной картине намекало на возможность спасения. Рыцарь — такая карта, которая может быть и союзником, и врагом или же — что еще вероятнее — ни тем ни другим. Он непредсказуем и погружен в себя. Однако следом за ним появились опонны, и Дом Мрака закачался, повис между ночью и днем. Их вращающаяся монета требовала от колдуньи сделать выбор. Скрытый выбор.
Хохолок не услышал монеты. Прекрасно!
Даже сейчас, когда Дырявый Парус была совсем близко от штабного шатра, в ее голове слышался слабый звон. Монета продолжала вращаться! Пусть опонны двулики. Но Шутиха сама показала ей удачу. Крутись, монетка. Крутись, не останавливаясь!
Теломены, тоблакаи, тортены…
не сыщешь другого народа,
которому б столь не хотелось
навеки в забвение кануть…
Их легенды мгновенно сметают
все ехидство с лица моего,
ослепляя глаза лучезарною славой…
«Не вторгайтесь в священный предел —
сердце их недоступно…
… Не вторгайтесь в покой их высоких
менгиров,
сохраняющих верность земле».
Теломены, тоблакаи, тортены…
Их столпы стоят и поныне,
больно раня
холодный мой разум…
Глупость Гофоса (II. iv). Гофос
Подобно неугомонному лезвию, имперская трирема рассекала глубокие морские воды. Ветер раздувал паруса и скрипел снастями. Сухопутный капитан Ганоэс Паран предпочитал проводить время в своей каюте. Ему давно наскучило обшаривать глазами восточную часть горизонта и ждать, не покажутся ли первые признаки суши. Берег все равно появится, причем довольно скоро.
Упершись плечами в скошенную стенку каюты, Паран смотрел на качающийся фонарь. Стол в его корабельном жилище держался на деревянном столбе, который упирался в потолок. Этот столб Паран избрал мишенью для своих метательных упражнений. Трудно сосчитать, сколько раз его нож вонзался в твердое дерево, оставляя неглубокие щербины.
Неожиданно в каюту ворвался холодный, застоялый воздух. Паран обернулся и увидел Симпатягу, появившегося из портала имперского Пути. В последний раз они с «когтем» виделись два года назад.
— Клобук тебя накрой, — пробормотал Паран. — Неужели тебе до сих пор не надоел зеленый цвет? Ведь должен же быть какой-то способ излечить тебя от этого извращенного пристрастия.
Казалось, Симпатяга — наполовину человек и наполовину тистеандий — нарочно вырядился в ту же одежду, в какой капитан (тогда еще лейтенант) видел его впервые. Все шерстяные и кожаные предметы его одеяния были разных оттенков зеленого. Только многочисленные кольца блестели искорками других цветов. «Влиятельное лицо» тайной организации «Коготь» явилось на борт триремы в довольно кислом, если не сказать скверном, настроении.
— Помнится, в последнюю нашу встречу ты называл меня на «вы», — сказал Симпатяга. — Впрочем, я не обижаюсь. Так будет даже лучше. Знаешь, приказ разыскать тебя доставил мне несколько приятных часов. Люблю заковыристые путешествия, капитан. Протянуть Путь прямо в океан и ступить на палубу корабля — это требует незаурядного магического искусства. Могу по пальцам пересчитать тех, кому оно доступно.
— Хороший посланник, наверное, должен владеть таким искусством, — пробормотал Паран.
— Вижу, капитан, ты так и не научился учтивости. Даже не понимаю, почему адъюнктесса так верит в тебя.
— Я помню, что ты — любитель учтивых разговоров. Но давай на сей раз не увязать в них, Симпатяга. Итак, ты меня нашел. Говори, зачем явился.
Симпатяга нахмурился.
— Мы разыскали ее. Она попала к «сжигателям мостов». Сейчас они осаждают Крепыш.
— Значит, осада еще продолжается? Какой давности твои сведения?
— Почти недельной. Как и что там сейчас — не знаю, поскольку сразу же стал разыскивать тебя. В любом случае, дни этого города сочтены.
