— Но в паромщика-то ты веришь?
— Да, с головой у меня нормально, но его я много раз видел.
Он посмотрел на них.
— Но не в этот раз. Почему?
Все молчали. Наконец пристав сказал:
— Среди нас есть один, кто умеет ворожить. Паромщик утонул, вместе с лодкой.
Молодой житель гор переводил внимательный взгляд с одного на другого. Потом медленно произнес:
— Паром всегда тонет. Но только когда на нем есть пассажиры.
Никто не ответил. Никто из них не отважился выдать способности Бенедикте влиять на сверхъестественное. И сама она, конечно, предпочла промолчать о них.
Все отправились спать. Бенедикте лежала на жестких досках, завернувшись в свое пальто. Задумчиво провела кончиками пальцев по старым, шелковистым стенам. И быстро отдернула руку к себе. Не было ничего странного, на что бы стоило обратить внимание, это обычное, старое и гнилое дерево, но все равно ее пальцы мгновенно вернулись под одеяло.
Этот неодушевленный, показавшийся ей почти стерильным, дом! Интересно, остальные ее спутники таким же образом ощущали его атмосферу? Как здесь, должно быть, мертво и скучно! Для нее оживал каждый отдельный дом, каждое дерево и камень в природе, она могла чувствовать здания, как друзей, счастливых или несчастных, — или наоборот, врагов, отстраненных, угрожающих, даже впрямую опасных.
Но этот…
На нее давило молчание дома. В этом было что-то ненормальное, но дом отказывался давать какие-либо объяснения. Словно бы он знал, что она могла уничтожить злые и горькие воспоминания. То, что находилось здесь, не хотело быть обнаруженным и уничтоженным. Оно хотело продолжать вершить свое злое дело.
Она лежала, разметавшись по кровати, и не могла уснуть битый час, пока наконец не начала осознавать, что в комнате вот уже некоторое время что-то происходит.
В глубокой темноте горели два глаза. Так незаметно, что она только сейчас смогла увидеть их.
Бенедикте оцепенела. Она лежала, повернувшись к центру комнаты, но не помнила, как она должна выглядеть, не могла различить, висят ли глаза прямо над ней или бесконечно далеко в стороне. Казалось, что они возникли в далекой неизвестности вне времени и пространства.
Или они осязаемы, а в комнате кто-то? Но кто…?
Они не были красными и вообще не светились каким бы то ни было цветом. Больше всего это было похоже на холодное, бледное олово — но это были именно глаза, потому что они даже двигались, один раз моргнули, спокойно и бесчувственно.
И они были направлены прямо на нее. На нее, Бенедикте, и во взгляде была ледяная непримиримость. Они ее изучали, словно хотели знать, с кем имеют дело, кто она, собственно, такая. Беспощадные, жестокие и пугающе спокойные!
От Аделе было мало проку, она крепко спала и ужасно закричала бы, если бы Бенедикте посмела ее разбудить. Звать остальных… Сандера? Или пристава Свега?
Нет, она бы не решилась. К тому же не знала, где находится дверь в ближнюю комнату, и тем более, что произойдет, если она все-таки крикнет.
Но никогда в жизни она бы не осмелилась убежать от этих неприятных глаз!
Губы Бенедикте сами собой сложились в короткие, пугающие слова. Заклинание, которое она выучила из книги Людей Льда.
Холодные светящиеся глаза сразу же потухли, убрались, откуда пришли, ведь она могла успеть причинить им боль.
Девушка замолчала, прервала заклинание, так как опасалась, что кто-нибудь из попутчиков проснется и испугается. Она не узнала существо в темноте, боялась, что оно может снова напасть — на нее или на любого, кто пошевелится.
Но в одном она была уверена: кто бы ни прятался там в темноте, он обладал необычной силой внушения — и он был злым до содрогания.
Она заметила и кое-что другое. Пока глаза светились, запах старой половой тряпки был необычайно сильным. Словно это неизвестное создание стояло очень, очень близко к ней. Или находилось в таком бесконечно сильном напряжении, что запах клубился над ним.
Она была почти уверена, что неявное присутствие именно того ночного гостя она ощущала все это время, и лишь случайно увидела его, на мгновение показавшегося из темноты. И все это время он ощущал себя безнаказанным.
Тотчас на улице начался сильный ветер. Осенний шторм, который гудел и завывал над бедным старым Ферьеусетом, жалобно вздыхал под крышами, заставляя двигаться какой-то предмет снаружи на стене. Что-то скреблось и стучало, словно кто-то просился, чтобы его впустили в дом.
Бенедикте закуталась в пальто с головой и лежала так, прислушиваясь к болезненно-сильным ударам своего сердца. Впоследствии она не понимала, как могла заснуть в тот раз, наверху в Ферьеусете, но она все же сделала это. Смогла расслабиться и успокоилась до такой степени, что сон наконец овладел ею.
Когда ночь превратилась в серый рассвет, она проснулась. Ветер перешел в рокочущий гул, который проносился над горами и снова умирал где-то вдали.
Но вот посреди этого шума ей показалось, что она услышала крик. Протяжный и жалобный крик смертельно испуганного человека.
И все снова стихло.
Молодому, целеустремленному Ульсену не спалось.
Он тоже лежал и прислушивался к ветру, который гудел между домами. Как раз у его стены что-то шуршало снаружи. Сильные удары врезались в его сознание с неровными промежутками, так что он не мог уснуть.
— Проклятый шум, — разозлился он. Не оставалось ничего другого, как встать и положить этому конец.
«Остальные сладко спят, — с завистью подумал он. — Как сурки, не обладающие моей чувствительной нервной системой». Он выбрался наружу и открыл скрипучую дверь.
На улице было холодно, дождливо и ветрено. Ветрено — это еще мягко сказано, штормило так, что его прижало к стене, и он почувствовал, как ветер срывает с него одежду. Рассвет был неясным и загадочным. Пригнувшись к земле, Ульсен испытывал неприятную дрожь, пробиравшую его с ног до головы.
Он подавил желание вернуться обратно в дом и зашел за угол. На стене висел старый деревянный черпак, именно он вызывал этот ужасный шум. Ульсен сильно дернул его вниз. Он крепко сидел на своем гвозде, поэтому и мог так долго противостоять резким порывам ветра.
Ульсен вернулся к двери, но остановился на пороге, взявшись за дверную ручку. И даже не заметил, как черпак прогарцевал в траве через двор и приземлился на другую стену дома.
Проклятый пристав Свег, который всегда унижал его! Который издевался над ним в присутствии посторонних! Над ним, Ульсеном, который в тысячу раз больше, чем пристав, знал о преступлениях и о том, как решают эти загадки. Этому он выучился. А Свег, наверное, ни разу даже книгу не открыл!
Теперь у Ульсена был шанс. Теперь он мог сам решить проблему с брактеатом и тем мертвецом, с женихом Аделе и его исчезновением. Вот тогда они все удивятся и будут говорить себе, как умен оказался этот Ульсен и какими глупцами были они.
