Дамир выполнил обещание и не будил ее на рассвете, поскольку оба к тому времени просто еще и не засыпали, хотя приятная усталость все же взяла свое. Он баюкал в объятьях прильнувшую к нему возлюбленную и с удивлением прислушивался к необыкновенному ощущению цельности, завершенности, как будто обрел что-то важное, отсутствие чего ухитрялся раньше не замечать.
Сунувшийся было с утра пораньше Ресс, был вознагражден метко запущенным сапогом, — но так что бы не побеспокоить задремавшую Лизеллу. Орк сверкнул на него зубами и пробурчал, что некоторые могли бы хоть полог ставить, раз такие щепетильные.
Увы, Ресс был прав, и к своему огромному сожалению он не мог провести так весь день. Поднимаясь, Дамир улыбнулся потревоженной девушке:
— Отдыхай. Я к Дианту.
Хорошо, что он предусмотрительно отвел принцу отдельный шатер, а то ночью им пришлось бы довольствоваться парочкой шкур на голой земле.
Завернувшись в узорчатое покрывало, Лизелла лениво наблюдала, как Дамир одевается: зрелище того стоило. При воспоминании о том, что он творил ночью, то дикий, необузданный, почти жестокий, то нежный, трепетный, — хотелось облизнуться как сытой кошке. Не хотелось думать ни о каких проблемах и обязанностях, ни о каких последствиях, хотелось просто любить и наслаждаться близостью. Она потянулась в сладкой истоме и подмигнула вернувшемуся Хагену, после чего Дамир со стоном отчаяния выскочил из шатра, чтобы спастись от неодолимого искушения.
Лизелла зарылась в подушки, устраивая себе гнездышко поудобнее: ложе выглядело так, словно здесь пронесся небольшой смерч. Обнаружив смятую рубашку, бездумно потерлась щекой — она пахла им. И натянула на себя — вдруг еще кто войдет, после чего вернулась под покрывало, обреченно признав:
— Ты сошла с ума. Окончательно и бесповоротно.
* * *
Диант сидел у потухшего костра с волчицей у ног, завернувшись в одно из покрывал: надо будет найти ему что-нибудь приличное, отметил Дамир на ходу и свистнул одному из вечно чумазых, вездесущих, галдящих орчат, послав его к старухе Хатун.
Узнав вызванное приближающимся человеком ощущение, мальчик поднял голову.
… в его глазах — смесь страха и надежды, но Дамир не может этого отчетливо различить, не может уловить по голосу, пока мальчик молчит, — а Диант почему-то до сих пор не произнес ни слова. Ни слова, ни стона, ни крика… И вместо переливов ауры, которые молодой маг читает лучше чем любую книгу, — зеркальная гладь…
Ну, и что он может сделать вслепую? — с досадой спросил себя Дамир.
Мальчик не вздрогнул от отозвавшегося где-то в глубине его существа эха, но волчица насторожила уши и приподнялась.
— Диант, — молодой человек осторожно присел рядом и коснулся его руки, объясняя, — я не злюсь и не сержусь. Я просто расстроен, что не могу видеть тебя полностью. Ты, как понимаю, уже различаешь ауру, но пока не читаешь ее… это нормально. Ты научишься.
Под уверенным и ласковым тоном, мальчик выпрямился, расправляя плечи и доверчиво глядя на чародея. О чем именно он говорит, Диант не совсем понимал, но исполнился восхищения: его не удивляло, что синеглазый знает его имя — он же волшебник, и впечатлила уже не столько магическая мощь, сколько сила духа. Чародей лишний раз подтвердил его догадку о своей слепоте, и тем не менее он не взирая ни на какие обстоятельства, живет полной жизнью, так как ему вздумается… Принц не успел додумать эту мысль, поскольку Дамир продолжал:
— Ты бы хотел учиться владеть магией?
От этого вопроса мальчик разом вернулся с небес на землю: учиться… Тогда-то синеглазый и поймет, что он может лишь устраивать погромы, разочаруется, и что затем? Уйдет с пренебрежительной улыбкой, бросит — ведь чародей, кажется, не знает о том, что он принц… А если знает либо узнает? Вернет отцу? Или тоже сочтет, что подобные проявления способностей опасны для окружающих? Если и странный волшебник решит, что его следует изолировать, то Дианту не помогут даже волки!
Дамир чуть не выругался — вот опять: только вроде бы что-то мелькнуло живое, как снова серый кокон стал тверже и плотнее, грозя едва ли не удушить мальчишку. Дианта даже затрясло.
— Ди?
Мальчик вскинул на него затравленный взгляд, потрясенный тем, что спустя долгих семь лет услышал забытое уменьшительное прозвище, данное матерью: Колокольчик Ди называла королева сына когда-то… Диант с трудом перевел дух: он знает, он все знает… И неистовое желание поверить в чудо, на которое способны только дети, поднялась в груди: поверить в то, что все будет хорошо, что он в самом деле сможет стать учеником волшебника, в то, что и он достоин любви и заботы… Диант впервые улыбнулся, — словно искры взметнулись из костра в высь и угасли, едва достигнув ресниц.
— Пойдем, ты наверняка проголодался… И поищем во что тебе переодеться, более удобное, — Дамир положил руку на плечо мальчика, ненавязчиво увлекая за собой, — Только вот твоим серым друзьям лучше остаться здесь, что бы никого не пугать…
Диант послушно кивнул, но остававшаяся на чеку волчица пристально смотрела им вслед.
Юный принц крепко вцепился уже в рукав своего негаданного покровителя, жался к нему, пока они шли через стойбище, и шел, опустив голову, не глядя по сторонам, кожей чувствуя направленные на него взгляды.
— Ди, не бойся! — тихо ободрил его Дамир, — Ты гость, здесь никто не причинит тебе вреда.
Диант поднял глаза и наткнулся на любопытный взгляд голенького карапуза, только что сосредоточенно рывшегося в пыли. На макушке обритой головы торчала пегая косичка, черные бусинки раскосых глаз таращились на принца, рот растянулся в улыбке до остреньких ушек, демонстрируя два прорезавшихся клыка. Диант растеряно улыбнулся в ответ. Перетиравшая невдалеке зерно орка, — толи мать, толи старшая сестра, — ни на мгновения не замедляя движение каменного жернова, поклонилась. Тоже сделала и вторая, выскочившая из юрты, и придержала перед гостями полог, прежде чем умчаться по делам. Войдя внутрь, поклонился уже Дамир, приложив левую руку к сердцу, — сморщенной старухе, с отсутствующим видом сосавшей трубку и изредка подгребавшей к себе когтистой костлявой лапой в браслетах пахучий дым из курильницы рядом. Подчиняясь едва заметному направляющему жесту, принц тоже неловко наклонился. По его мнению, старуха выглядела именно так, как в сказках описывались ведьмы, живущие в лесной чащобе и питающиеся заплутавшими детьми.
После дозволяющего кивка трубкой чародей сел на подушку у стены и заговорил на гортанном, перемежаемом «аргх» и «эх», наречии. Когда он закончил, старуха рассмеялась, продемонстрировала мальчику желтые крепкие зубы с сильно выдающимися клыками, выплюнув короткую фразу, и многозначительно ткнула трубкой вверх. К удивлению Дианта, синеглазый чародей просто расцвел благодарной улыбкой и снова поклонился.
