— Вира! — Испуганно воскликнул Светоч, в считанные секунды оказавшийся рядом. Я же лишь всхлипнула, чувствуя его горячие пальцы на собственных плечах, заглядывая в тревожные, невозможно синие глаза и боясь поверить, что мои мучения закончены.
Сейчас Светоч действительно напоминал солнечный луч, ворвавшийся в темное царство.
Беловолосый граф тяжело дышал, иссиня-черная лента стягивающая его волосы пропала, видимо, оброненная во время скачки, в то время как моя собственная, отданная Заку ленточка мелькала перед глазами все время пока рыжий граф разжимал мои пальцы, завладевая поводьями, плеснув вышитыми краями, когда он отводил в сторону, жалобно заржавшую кобылу.
Отчего-то именно вид такой знакомой и простой полоски ткани произвел на меня самое сильное впечатление, заставив зарыдать, наконец поверив, что я уже ни одна, что мои графы пришли, не бросили.
Всхлипывая, я уткнулась лицом в грудь обомлевшего Светоча, выплескивая страх, от безумной скачки и внезапного одиночества, через слезы:
— Лиса… Там… а она как побежит, а я… Волк… — Бессвязно лепетала я, однако нерешительно обнявший меня Светоч, кажется понял, и зашептал, прижимая к себе:
— Тише, тише… Мы здесь, мы рядом, ты не одна. Ты никогда больше не будешь одна, слышишь? — Пытался он успокоить меня. Слез было неожиданно много. Давно закончились все слова, а они все лились нескончаемым потоком, мгновенно впитываясь в беленый лён рубашки беловолосого лорда. Но тот не делал попыток отстраниться, словно и не смущала его такая двойственная ситуация. Мое поведение было недопустимым для леди. Но сейчас мне было неважно чужое порицание или негодование родителей — лишь теплые ладони и ласковый голос, вырывающий из объятий пережитого ужаса…
И я плакала, неловко обнимая ставшего вдруг таким родным мужчину, сбивчиво рассказывая и о страшных историях, и о глупой охоте, и о жестоких родителях, а тот только молчал, опустив голову на мое правое плечо, щекоча шею тяжелым горячим дыханием…
Конец этой гротескной идиллии положил Зак.
— Смотрите! — Восторженно воскликнул он, заставив меня вздрогнуть. — Смотрите же!
— Опять волк? — Не открывая глаз, спросил Светоч, осторожно перебирая мои рассыпавшиеся по плечам волосы.
— Какой волк? — Возмутился его брат. — Цветочек. Да смотрите же!
Всё еще всхлипывающая я обернулась, с удивлением обнаружив, что там, где сидел серый хищник и в самом деле раскрыл лепестки к небу первый, невесть почему распустившийся раньше отведенного ему срока вьюнок.
— Красивый, — только и сказала я, разглядывая освещенный пробившимся сквозь непроглядную зелень крон лучом цветок, невольно отстраняясь от тихо вздохнувшего Светоча, чей рыжий родственник бесцеремонно объявил, протягивая ярко-алый носовой
платок:
— Вира, больше не плач. У тебя нос красный и глаза, как у зайца-беляка.
Слова эти подействовали, словно ушат холодной воды: вздрогнув, я быстро отвернулась, торопливо вытирая мокрые щеки и приглаживая растрепанные волосы. А за моей спиной вздохнул Светоч:
— Вечно ты, братец… Шут непризнанный.
— Кто-то же должен быть рыжим, — непонятно парировал Зак, и сказал, подходя к смущенной мне:
— Посмотри на этот цветок, Вира. Он так похож на тебя — маленький, хрупкий и невероятно смелый, прорывающийся сквозь мраки пустоту своего мира. Он тянется к солнцу, хотя и не является его продолжением, но зная, что жизнь без солнца для него — невозможна… — Задумчиво говорил он, осторожно отводя с моего лица, занавесившие его пряди.
Я же молча смотрела на рыжего графа растерянными, щиплющими от слез глазами. Зак был шутом, балагуром и весельчаком. Он не мог быть серьезным, вдумчивым… Но временами, когда ему казалось, что его никто не видит, сквозь вечную усмешку проступало что-то древнее, чему не было места в сложившемся образе….
А тот, будто услышав мои мысли, расплылся в доброй, широкой улыбке невероятно красившей его загорелое лицо, и спросил, строго грозя мне указательным пальцем:
— Кстати, дорогая, а зачем ты к границе-то поскакала?
В мире существует множество самых разных границ. Есть границы дозволенного и вежливости, доступного и понятного. Границы, отделяющие одни владения от других, а страны — друг от друга. Границы этические и морального, правды и вымысла. Их создавали люди, и с ними мы сталкиваемся так часто, что порой даже не замечаем, как пересекаем одну, но не доходим до другой.
Но существует и иная граница — незримая и не ощутимая, за которой простираются все те же земли, уже не принадлежащие смертным. Одна из таких опоясывала западную границу наших владений, и была не отмечена ни на одной карте мира. Так нас учили. Селяне с детских ногтей знали метки, за которыми начиналось царство давно ушедших в сказания существ. Наследники нашего рода — подъезжали к ней лишь однажды в своей жизни, в день принятия власти над баронством — не пересекая, впрочем, незримой черты.
Представьте же мой ужас и недоверие, когда я осознала, о какой границе говорит Зак.
— Мы пересекли её? — Жалобно спросила я, прижимая руки к груди.
— Нет, но совсем близко… — Произнес Светоч, задумчиво перебирая серебристые пряди гривы своего коня. — Она начинается там, за валежником, в месте, где земля никогда не видела света…
— Не видела света? — Удивилась я, щурясь тусклых лучах неожиданно низкого солнца.
Я ожидала, что братья сразу ответят на мой вопрос, но Светоч лишь покачал головой, и сказал, с беспокойством оглядывая меня:
— По дороге расскажу. Хотя, наверное, ты так голодна… Ты что-нибудь ела за это время? Ягоды или грибы?
— Светоч, я остановила лошадь меньше часа назад… кажется. — Растерявшись под их пристальными взглядами, пробормотала я. Невольно отступила назад, испуганная неожиданно серьезными лицами. А неожиданно утративший всякую серьезность Зак произнес, подходя ко мне так близко, что я могла различить золотистые искры в карих, беспокойных глазах:
— Вира, тебя не было три дня.
На миг мне показалось, что я ослышалась.
— Как три дня? — Потеряно выдохнула я, заглядывая в лицо рыжего графа. — Быть того не может. Светоч, твой брат разыгрывает меня?
Я ожидала, что он развеет мои страхи, как всегда отчитав неугомонного брата-паяца, но тот оставался спокоен, лишь покачал головой, признавая правоту Зака.
— Взгляни на солнце, Вира. Это утро четвертого дня.
— Как же это? — В растерянности выдохнула я, запуская пальцы в волосы, уже не щадя прически. — Этого не может быть… ведь даже ночи не было!..
