Пока это было возможно, глашатаи ездили по городам и селениям, донося до тех, кто оставался жив, распоряжения короля. Однако спустя совсем короткое время, Хэвейд вынужден был отказаться и от этого. В его распоряжении оставалась всего горстка живых мужей. К тому же, через какое-то время признаки каменной болезни начали проявляться и у него самого, путая мысли и сковывая волю.
Король не боялся умереть. Он был не молод, и уже готовился уйти к Светлому. Не грядущая смерть тревожила его.
Точнее, его беспокоила не своя грядущая смерть.
Несмотря на отчаянные многодневные усилия принцессы Марики, которая не отходила от детей день и ночь, в конце концов заболели и они. Седрик, чувствуя свое бессилие перед судьбами страны и те же недомогания, что и другие мужи, давно уже плюнул на все и оставался со своей семьей. Вдвоем с женой они пытались тормошить своих сыновей, купать их в осветленной воде с раствором из порошкового серебра и даже не давали им спать.
Но все усилия отчаявшихся родителей оказывались тщетны. Темноволосый Ерсус уснул первым. Почти одновременно с ним смертный сон сошел и на светлоголового Драгуса. Хэвейд держался дольше других. Пока Седрик бессмысленно и тупо гладил серевшие и твердевшие руки своих мертвых детей, принцесса Марика продолжала тормошить старшего сына, обтирала его лицо осветленной водой и, обложив серебром, истово читала над ним молитвы Светлому. Темнеющим сознанием Седрик с отстраненным равнодушием отмечал, что впервые видит жену в таком полубезумном отчаянии. Марика никогда прежде не выказывала глубоких чувств к своим детям, но то, что она их теряла, открыло ее истинное отношение к ним.
Если бы Седрик мог, он бы искренне порадовался этому. Но про-принц впал в безучастное отупение, что каменными пальцами уже сжимало его разум. С трудом удерживая себя от того, чтобы склонить голову подле своих умерших детей и, обняв их, умереть самому, он делал то, что теперь и так требовало от него великих усилий - наблюдал за своей женой.
Сдерживая рвущееся из груди отчаяние, принцесса не давала единственному остававшемуся в живых ребенку спать до тех самых пор, пока сознание окончательно не покинуло его. Некоторое время Марика еще пыталась трясти Хэвейда за плечи, но он не подавал признаков жизни. Менее чем через час последний из юных Дагеддидов перестал дышать.
... Марика очнулась от того, что ее руку с силой стиснуло выше локтя. С трудом обратив воспаленный взгляд в это сторону, она увидела Ираику. Старшая принцесса отняла ладонь от заплаканного лица и мотнула головой куда-то в сторону.
- Иди, сестра... Только... поторопись. Король... желает тебя видеть.
Марика огляделась. С первого взгляда она не поняла, сколько простояла недвижимой. За окном еще было светло, но время как будто подходило к вечеру. Ни окаменевших детей, ни Седрика в комнате уже не было. Не понимая, что делает, она повела рукой в сторону разметанных постелей.
- А... где...
- Седрик перенес их в главную залу. К остальным... - Ираика всхлипнула. Потом, не сдержавшись, разрыдалась. - По... одному... наших... мальчиков... Уложил их рядом с Генрихом... Покрывальцами прик... прикрыл... и...
Она спрятала в ладонях лицо и затряслась. Марика медленно подняла на нее глаза.
- Где сам Седрик? - сипло спросила она. Беспрестанно всхлипывавшая Ираика не сразу нашла в себе силы, чтобы ответить.
- Т-там... с ними...и... Он... сказа-а-ал... что... Что когда он ок... каменеет, то... ты надор... надорвешься его тааащить...
Ираика зарыдала так, что стала заикаться. Плача, она упала на колени рядом с кроватью одного из близнецов и зарылась лицом в его постель. Некоторое время Марика стояла рядом, отстраненно глядя на корчившуюся женщину. Потом повернулась и вышла из комнаты.
Король встретил младшую невестку, лежа на диване в своем кабинете. Рядом стоял старый Тристан. Его величество Хэвейд болел каменной болезнью уже третий день, и она вот-вот должна была привести его к тому же, что и прочих. К вялому удивлению принцессы Марики, начальника охраны Тристана, который был старше короля, по возрасту носил в себе множество хворей и давно уже не бывал полностью трезв, чума обошла стороной. Он не чувствовал ничего сверх обычных телесных недомоганий, был как и ранее спокоен и деловит. Теперь Тристан оставался одним из нескольких мужчин, которые еще оставались живы в замке, да и, похоже что, во всем Ивенот-и-ратте.
С застывшим лицом, которое не выражало ничего, кроме отстраненности и было бледно до синевы, принцесса Марика подошла к королю. Уловив жест своего повелителя и друга, Тристан взял со стола и протянул романке письмо.
- От императрицы Таисии Романской, - преодолевая каменевшее горло, проговорил Хэвейд. - Она написала всем наместникам. В Роме на многие тысячи женщин - всего несколько десятков мужчин. И те... большая часть из них - запойные пьяницы и хворые... на другие болезни. Каменная чума поражает самых крепких, молодых и здоровых. Из того, что известно ей, болезнь не обошла ни одной провинции. Бемеготов задело... отмахом, но для чумы даже их горы - не помеха. Ты... я не знаю, как ты... - король закашлялся, и Тристан поспешно поднес к его губам кубок с настоем из винных ягод.
Припав к кубку, Хэвейд сделал несколько глотков. Лицо его слегка порозовело. С него отошла смертельная сероватая каменная бледность. Напившись, король откинулся назад, на какое-то время прикрыв глаза.
- Странно, но кажется... будто после вина... делается легче, - Хэвейд вновь с великим трудом поднял голову, посмотрев на Марику. - Дочка, мое время... почти подошло. Послушай. Не знаю, как, но ты должна остановить маннов. Если это их рук дело... они придут. Не знаю, хватит ли у тебя сил... Ведь уже почти... совсем никого...
Он сипло втянул воздух распахнутым ртом. Невестка подошла к дивану и опустилась перед ним на колени. Тяжелые, холодные пальцы короля нащупали ее руку и слабо стиснули маленькую ладонь.
- Прости... меня, - Хэвейд собрался с последними силами, но, похоже, что болезнь слишком долго терзала его тело и сегодня твердо решила довести начатое до конца. - Я... знаю, что... мое... решение... принесло тебе много муки. Но я наказан... узнать перед смертью гибель всей страны... ради чего я столько времени... И... гибель своего рода... Империя повержена... мои дети... мои внуки... мертвы... Все... до единого...
