– Ерунда! Как можно использовать мою радость или злость?
– Откуда мне знать?
– Ты что-то ничего не знаешь! То рассказываешь, а как до дела доходит, так «не знаю»!
– Ну, так я же не ученик чародея! Я астрологом собирался стать. Если и читал что, так случайно. Не вдумывался и не учил наизусть. Что запомнилось, то запомнилось, а остальное – извини и подвинься… – Он, похоже, обиделся. Надулся и замолчал.
Котенок мурлыкал и терся о калиги[31] Антоло.
Вначале Киру захотелось послать подальше чересчур обидчивого студента, но любопытство пересилило. Да и какой смысл рассориться вдрызг, если судьба определила одно дело вместе делать? Дружбы между ними хоть так, хоть эдак не будет, но ради выполнения задания можно потерпеть чуток слабости другого.
– Ладно. Рассказывай. Что там с чувствами?
Антоло помялся, помялся и начал говорить:
– Вообще-то я не уверен, что правильно понял. Якобы волшебники… не все, а лишь некоторые… могут впитывать окружающие их чувства. Страх, злость, радость, недоверие…
– Как это – впитывать?
Студент пожал плечами. Погладил котенка. Сказал неуверенно:
– Ну, случается же, что даже обычный человек ощущает страх другого? Или чувствует, что его презирают… А девушки купаются в обожании поклонников. Бывает такое?
– Бывает, – вынужденно согласился Кирсьен.
– Вот видишь… А колдуны эти, получается, могут не только воспринимать чужие эмоции, но и впитывать их, собирать и получать из них Силу.
Кир присел на край лавки, большая часть которой была задвинута под стол, опустил локти на колени.
– Но это же, наверное, не совсем честно? – неуверенно проговорил он. – Пользоваться моими чувствами без разрешения… Бр-р-р-р!
– То же самое решил и Великий Круг магов Сасандры. Лет триста тому назад он попросту запретил развивать это направление чародейства. С тех пор в книгах упоминаются лишь единичные случаи, когда нарушался запрет Великого Круга.
– Я не… – начал тьялец. Осекся, поперхнулся, сделал вид, что закашлялся.
– Да мне, собственно, все равно, – успокоил его Антоло. – Теперь все равно. – Он говорил твердо, но все же отводил взгляд. – Мне иногда кажется, что это не мы подрались тогда в «Розе Аксамалы», а другие люди. Молодые и безмозглые.
Кир хотел ответить резко и с насмешкой. Тоже мне, выискался умник! Захотел прощения? Как бы не так! Настоящие мужчины обид не спускают – они мстят! Не обязательно сразу. Если не удается быстро, можно и подождать – отмщение от этого не станет менее сладким. Но и притворяться умиротворенным он не намерен. Жестокие слова уже готовы были сорваться с языка, но громкий голос из-за двери отвлек парня.
Цветочек едва не кричала, не заботясь, что может разбудить домочадцев пекаря:
– Нет! Ты поможешь! Если я прошу…
– Очумела ты совсем, девка, – гудел Одберг, изрядно приглушая голос. – Я же не родственник ландграфу…
– Надо будет – станешь! – шипела в ответ девушка. – Или ты совсем зажрался? Клятвы наши забыл? Так подумай хорошенько – ты норов Черного Шипа знаешь!
– Так ежели я за себя переживал бы… Семья… Шесть девок и жена еще…
– А вот и подумай. Подумай хорошенько… Головой подумай! Когда генерал дель Овилл возьмет Медрен приступом, на чьей стороне ты хотел бы быть?
– Ну… Это…
– Не мычи! Отвечай!
– Ты, Торка, прям за горло берешь.
– За твое горло возьмешься, дядька! Пальцев не хватит. Нет, ты все-таки зажрался…
– Зря ты так! – в голосе Одберга промелькнула нешуточная обида. – Я нашему делу всегда верен был. Хоть и корежит меня в последний год… Не по-детски, скажу тебе, корежит. Думаешь, легко мне не орать вместе со всеми «славу» ландграфу Вильяфу нашему?
– Я не поняла что-то… Ты цену набиваешь или как?
– Я? Цену? Эх, молодежь… Совесть поимела бы… Я тебя вдвое старше.
– Не юли. Отвечай. Сделаешь, как я говорю?
Воцарилось молчание, нарушаемое только потрескиванием лучины и довольным мурлыканьем котенка. Потом Одберг обреченно произнес:
– Хорошо. Все сделаю. Помогу чем смогу. Только ж и ты…
– Можешь не напоминать! У Черного Шипа слов на ветер не бросают!
Дверь распахнулась.
На пороге возникла раскрасневшаяся Цветочек. Позади нее возвышался пекарь Одберг.
Девчонка подмигнула парням.
– Соскучились, мальчишки? Я все уладила.
Толстяк кивнул, подтверждая ее слова. Поспешно и решительно. Так, словно получил удар кулаком в затылок. Но глаза его при этом поблескивали затравленно, как у загнанной в угол крысы. Никакого смирения, а одно лишь желание впиться зубами в протянутую ладонь.
Никогда в жизни Кир не предполагал, что ему доведется работать. Нет, белоручкой он себя назвать не мог и никому не позволил бы. Вычистить коня, наточить меч, обустроить походный лагерь: наколоть дров, развести костер, натаскать воды и сварить похлебку, поставить палатку – все это пожалуйста, сколько угодно. Последние месяцы ему приходилось и подшивать обтрепанные манжеты рубашки, и чинить оборванную подпругу, самому себе стирать одежду и чистить сапоги. Но все вышеперечисленные занятия к лицу воину, наемнику, солдату. Умением ловко проткнуть кожаный ремешок шилом и протянуть дратву он теперь даже гордился. Не всякий его сослуживец по аксамалианскому гвардейскому полку способен сам сшить уздечку или перевязь. Но выполнять работу простого горожанина? Ремесленника, продающего плоды своего труда и тем живущего? Фу-у-у… Во имя Триединого!
И тем не менее как говорят в Камате, назвался виноградиной, жди, когда сок выдавят. Пекарь Одберг согласился помочь, укрыть лазутчиков в городе, но потребовал полного послушания. Оказалось, что старшая его дочь служит в особняке ландграфа Медренского – ничего особенного: полы подмести-вымыть, со стола прибрать, ключнице по хозяйству помочь. Кир знал, что провинциальные дворяне живут не на широкую ногу. Если возникает выбор: лишний слуга или лишний боец в войско, не колеблясь выбирают бойца. Вот и у ландграфа Вильяфа челяди было не много: кастелян и ключница, кухарка с парой поварят, пяток конюхов, котарь[32] с помощником, личный слуга его светлости по имени Пальо, нянька наследника и две служанки, прибирающие господские покои. Одной из этих прибиральщиц полгода назад стала дочка пекаря – Лейна. Большая честь и высокое доверие. Знать, Одберг не внушал подозрения никому в городе и о его близком родстве с известнейшим главарем повстанцев не догадывались. Или предпочитали не вспоминать. Что ж, брат за брата не отвечает…
На коротком совете, который иначе как военным и назвать трудно, решили, что Антоло отправится во дворец под видом жениха Лейны, приехавшего из деревни. Одберг кряхтел и, похоже, предчувствовал нагоняй от дочери, но Цветочек пообещала, что договорится с сестрой. В конце концов, никто же не понуждает ее идти под венец со студентом, а притвориться и изобразить любовь придется. А вот Киру выпало оставаться в пекарне и на время стать подмастерьем фра Одберга. И при этом желательно не показываться на глаза соседям. Город в осаде – мало ли что можно ожидать от патриотично настроенных защитников?
