Но удар был упрежден выстрелом. На склоне появился новый участник событий. Он стрелял из короткоствольного мушкета – петриналя, прикрепленного к широкой нагрудной перевязи. Свалив охранника и убедившись, что сотоварищ, управившись с противником, исчез с поля битвы, он тоже рванул в лес. Бежали оба в самую чащу, но явно не потому, что впали в панику, а потому, что если бы кто-то из верховых рискнул за ними последовать, то вряд ли бы преуспел.
Они так дружно и слаженно ныряли в заросли, перескакивали буераки, умудряясь находить проходы там, где их, казалось, не было вовсе, что не оставалось сомнений – местность эти двое знали хорошо.
Впрочем, «дружно» – было определение неверное. Как только стало ясно, что погони нет, коренастый резко остановился, повернулся, схватил своего спутника за грудки и принялся его трясти.
– Ты, сволочь такая, уснул, что ли, у себя в засаде? Подставить меня решил, морда эрдская?
– Полегче, – флегматично отозвался тот, кого обозвали «эрдской мордой». – Не то мушкет выстрелит.
– Не выстрелит – ты перезарядить не успел, – быстро сказал коренастый, но на всякий случай отодвинулся. – Ты почему меня не прикрыл? Почему бомбу не бросил?
– Так нет их у нас, – преспокойно отвечал его сотоварищ. Он значительно превосходил ростом любителя бомбометания, шириной плеч не отличался, но, судя по легкости, с которой таскал тяжеленный петриналь, слабаком не был. Возраста он был примерно одного с коренастым. Носил короткую темно-русую бороду. Одет в коричневый шерстяной кафтан до колен с деревянными пуговицами и капюшоном. Сейчас капюшон съехал, открывая лоб с большими залысинами, придававшими владельцу обманчивый вид мыслителя. На поясе у него висели тесак и пороховница, а готовые патроны были закреплены на той же нагрудной перевязи.
– То есть как это нет?
– А очень просто. Кончились. Ты же и израсходовал, Ингоз. Ежели бы у вас в Карнионе сначала думали, прежде чем что-нибудь сделать…
– Это у нас в Карнионе не думают? Да у нас великие мудрецы были, и школы, и монастыри, когда вы у себя в Эрде в шкурах вонючих ходили и сырое мясо жрали!… Слушай, Пан, а что теперь? – спросил Ингоз совершенно иным тоном.
– Ну, не сам же я тебе эти игрушки сделаю.
– А надо… Мы, конечно, с тобой парни бравые, Пандольф, но надо же сохранять стиль. Мы не можем позорить Дорогу, действуя как простые разбойники.
– Ненавижу ваше карнионское выпендривание, – заявил Пандольф, усаживаясь на траву, чтобы перезарядить петриналь. – Тебе волю дай, ты на каждую пулю, на каждую бомбу будешь ставить клеймо «ДВ».
– А я ненавижу вашу эрдскую скупость, – не остался в долгу Ингоз, также плюхаясь на землю. – Небось каждую порошинку считаешь…
– Должен же кто-то считать то, что ты расходуешь. Прибытку-то нету.
– «Прибытку»! Мы не грабители! Мы работаем за идею!
– А какая у нас сейчас идея?
Этот простой вопрос поставил Ингоза в тупик. Он вытащил из ножен дагу и принялся ее рассматривать.
Не дождавшись ответа, Пандольф провозгласил:
– Так что идея у нас теперь одна – идти к Кружевнице.
– Неохота мне лишний раз пересекаться с этой помешанной.
– Мне тоже. И хотел бы я посмотреть на того, кому встреча с ней в радость. А только надобно выбирать: или, как ты выражаешься, не сохранить стиль, или идти к ней и получить новые бомбы и гранаты.
– И ругани тоже полный воз, ага… – Ингоз замолчал, продолжая обследовать дагу, затем рыкнул: – Святая Айге! Это сукин сын мне рычаг перерубил-таки. Теперь боковые клинки не откидываются. И еще пистолет бросить пришлось…
– Так не бросал бы.
– Ну, хрен с ним, пистолет не жалко. Легко пришло – легко ушло. А вот дага работы редкостной, здесь такую не добыть. Через торговый дом Брекингов заказывал… Видно, это судьба. Придется переться к Кружевнице.
– Ну так пошли тогда. Нечего рассиживаться. Два дня пилить, не меньше.
Пандольф оказался прав. Путешествие заняло именно два дня. У тех, кто не был знаком с Открытыми Землями, на плутание по глухим лесам и угрюмым оврагам ушло бы гораздо больше времени. Но Ингоз и Пандольф, служившие Дороге, умели прекрасно обходиться не только без дорог, но и без тропинок.
Впрочем, у дома, возле которого они во благовремении оказались, тропинка была, уводившая к журчавшей неподалеку реке – одному из притоков Ганделайна. Деревья и кусты поблизости от дома были выкорчеваны, причем не всегда при помощи топора.
– Что-то тихо подозрительно, – пробормотал Ингоз, взирая на дом на пригорке. – И дым из дымохода не идет.
– Может, дрыхнет? – предположил Пандольф.
– Вообще-то вряд ли она день от ночи отличает, но… как-то непохоже.
– Ну, если бы она вышла поупражняться, мы бы услышали.
– И то верно. – Ингоз снова с сомнением взглянул на дом. Несмотря на то что жилище было выстроено в лесу, оно не было деревянным, а сложено из большущих необработанных камней, наподобие построек на Южном побережье. И, как эти же постройки, дом был в один этаж, но весьма вместителен. Кроме того, рядом имелся сарай. Зато не было никаких признаков огорода и наличия в хозяйстве домашней скотины. – Ладно, пошли, что ли…
Они приблизились к дому, и Пандольф, даже не подумав постучать, рванул на себя дверь. Правда, уже с порога сообщил:
– Эй, Кружевница! Это мы! Так что не стреляй и ничем не швыряйся!
Никто не выстрелил. Вообще ничего не произошло.
– Эй! Сайль! Беглая! – продолжал Пандольф перечислять прозвища хозяйки. – Ты дома?
Молчание было ему ответом.
Ингоз тем временем озирался, хотя картина, представшая взору, была ему хорошо знакома.
Вместо очага, какой в обычае в подобных постройках, здесь была сложена печь, в данный момент холодная. Поскольку климат в Открытых Землях довольно мягкий, можно было догадаться, что печь здесь не только для обогрева. На полках вдоль стен выстроилась посуда, как-то не наводившая на мысль о кулинарии.
Посреди комнаты красовались, преграждая путь в глубь дома, верстак и токарный станок, а за ними – перегонный куб. Рядом был стол, никак не обеденный. Казалось, что на нем царил беспорядок, но это был беспорядок со сложной системой – разложенные стопками листы бумаги, густо исчерканные, инструменты, напоминавшие разом и о лавке ювелира, и о камере пыток, непонятно чему принадлежавшие металлические детали. У токарного станка лежала маска, отнюдь не карнавальная, но и не стеклянная, какие использовали алхимики и составители ядов. Она была из грубой кожи, закрывавшая все лицо, дабы уберечь его от ожогов и порезов. Судя по тому, в каком состоянии находилась маска, меры безопасности приходилось принимать не напрасно. Такой же вид имели брошенные рядом перчатки.
