В ночь летнего солнцестояния, когда магия пропитывала воздух, всеобщее волнение охватывало природу.
В своем возбужденном состоянии Бруенор явно ощущал магию, наполнившую воздух. Но поглощенный трудом всей своей жизни, он находился в предельной концентрации, не позволяя себе ни на секунду расслабиться. Его руки нисколько не дрожали, когда он открыл крышку маленького золотого ящичка.
Тяжелый молот лежал на наковальне перед дварфом. Он представлял собой лучшую работу Бруенора, могучий и прекрасный уже сейчас, но ожидающий пока на него нанесут специальные руны, которые наделят оружие истинной силой.
Бруенор почтительно извлек из ящичка маленький серебряный молоточек и зубило и медленно приблизился к молоту. Безо всяких колебаний, так как он знал, что у него было мало времени на эту тонкую работу, он поместил зубило на митрил и резко ударил по нему молоточком. Чистейший металл зазвенел от удара, отдаваясь дрожью в спине дварфа. Своим сердцем Бруенор чувствовал, что все идет так как надо, и он ударил еще раз.
Он не мог видеть темных глаз наблюдающих за ним с горного гребня, расположенного невдалеке.
Бруенор уже знал какие руны он нанесет в первую очередь; это были символы шедшие из глубин его сердца. Торжественно он нанес первый знак на молот, на одну из сторон бойка – Морадин Соулфорджер, и скрещенные топоры Клангеддона, Бога Сражений дварфов, через верх бойка, зайдя немного на другую сторону. Затем он взял серебряную трубу для хранения свитков и аккуратно открыл бриллиантовую крышку. Вздох облегчения раздался, когда он увидел, что время не нанесло вреда пергаменту находившемуся внутри. Вытерев пот с рук, он достал свиток и медленно развернул его на поверхности наковальни. На первый взгляд могло показаться, что лист пуст, но через некоторое время под лунными лучами стали проявляться символы – секретные руны силы.
Это было наследие Бруенора, и хотя он никогда не видел их до этого, их кривые линии и изгибы казались до боли знакомыми. Уверенно направляя свою руку, дварф поместил зубило между нанесенными им символами двух богов и стал высекать секретные руны на молоте. Он чувствовал как магия передается из пергамента оружию и с удивлением наблюдал как только, что каждая нанесенная на митрил руна исчезала со свитка.
Теперь время не имело для него никакого значения, так как он глубоко погрузился в свою работу, но когда он закончил наносить руны, он отметил, что луна уже прошла свою верхнюю точку и пошла на убыль.
Первая настоящая оценка искусства дварфа пришла когда он наносил руну с драгоценным камнем внутри горы – символ Думатхона, Хранителя Секретов. Линии символа бога легли великолепно сочетаясь с остальными рунами, скрывая секретные места истиной силы.
Бруенор знал, что скоро его работа будет закончена. Он вытащил тяжелый молот из зажима и достал маленькую кожаную сумку. Он сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоить себя для этой последней и решающей проверки его навыков. Он ослабил шнурок, затягивающий сумку и аккуратно взглянул в него, увидев кучку бриллиантовой пыли отсвечивающей в лунном свете.
На горном гребне в нетерпении томился Дриззт До’Урден, но он был осторожен, чтобы не помешать своему другу и не сбить его концентрацию.
Бруенор снова глубоко вздохнул, затем резко подбросил вверх содержимое сумки. Отбросив сумку в сторону, он схватил молот обеими руками и вознес его над головой. Дварф чувствовал как силы покидают его когда он произносил слова заклинания.
Насколько хорошим получится оружие зависело теперь от дварфа. Он должен был вложить все свое сердце в эту работу. Пыль медленно оседала , а дварф из последних сил продолжал произносить слова, шедшие из самых глубин души.
Темнота накрыла дварфа. Его голова закружилась и он не мог понять, что удерживает его от падения. Но всепоглощающая сила заклинания начала исчезать перед ним. Он даже этого не ощущал, но слова продолжали срываться с его губ, постоянным потоком, высасывая все больше и больше его силы. Затем он потерял сознание еще до того как его голова коснулась земли.
Дриззт спустился с гряды и побежал в направлении дварфа; Он не знал выживет ли его друг этой суровой ночью, но понял, что стал свидетелем величайшего триумфа дварфа. И ни одна сверкающая пылинка не пропала со сверкающего молота, изготовленного Бруенором.
Вулфгар сидел на северном склоне Холма Бруенора, медленно обшаривая взглядом каменную долину, внимательно выискивая признаки возвращающегося дварфа. Варвар часто приходил сюда в последнее время, чтобы побыть наедине со своими мыслями и печальным завыванием ветра.
Прямо перед ним, на другой стороне долины дварфов, где встречались Гора Кельвина и северная часть озера Лак Диннешер, лежала ровная полоска земли известная как Перевал Ледяного Ветра, которая вела на северо-восток в открытую тундру.
И которая также вела в родные земли варвара.
Бруенор объяснил, что он уйдет на несколько дней, и поначалу Вулфгар даже обрадовался, что освободится от постоянной критики и ворчаний дварфа. Но его радость была недолгой. “Волнуешься за него?” – раздался голос из-за спины. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы догадаться, что он принадлежал Кэтти-бри.
Он оставил вопрос без ответа, зная, что он был скорее риторическим и она все равно не поверила бы если бы он ответил отрицательно.
"Он вернется, ” – с нотками ободрения в голосе сказала Кэтти-бри. “Бруенор тверд как горный камень, и нет ничего в целой тундре, что смогло бы остановить его.”
Сейчас юному варвару не хотелось спорить с девушкой. Давно, когда между Бруенором и Вулфгаром было достигнуто полное взаимопонимание и доверие, дварф познакомил юного варвара со своей “дочкой”, человеческой девушкой, такого же как и варвар возраста.
Внешне она казалась очень спокойной девушкой, но внутри была наполнена неистовым огнем и такой силой духа, которые Вулфгар не привык видеть в женщинах. Женщины варваров были воспитаны так, что свое мнение и мысли они должны были держать при себе. Как и ее наставник, Кэтти-бри всегда говорила то, что было у нее на уме и всегда выражала свое мнение по поводу конкретной ситуации. Часто между ней и Вулфгаром случались жаркие споры, но все же, Вулфгар был рад иметь товарища своего же возраста, который не смотрел на него и его суждения с высока прожитых лет.
Кэтти-бри поддерживала его в самый трудный первый год его наказания, относясь к нему как к равному (несмотря на то, что редко соглашалась с ним). Иногда Вулфгар даже чувствовал, что она была рада тому, что Бруенор решил взять Вулфгара под свою опеку.
