— Нет, — сказал я.
— Или платить мне?
— Нет.
— Однако мы верно служили вам? Баки и я?
— Ты хочешь знать, что Баки рассказала мне? Почти ничего.
— Она умерла?
— Нет, — снова сказал я.
— А что случилось?
— Мы говорили о тебе. — Я тщательно подбирал слова. — Почему ты не сообщила мне, что у нее сломан позвоночник, и не позвала на помощь.
Хела хихикнула — такой звук, словно сошла небольшая лавина.
— Она не знает, что ответить, сэр рыцарь. Черные мысли омрачили ее красное лицо. Скажите, они и вправду живут под землей? Мне мама говорила.
— Они живут в мире, расположенном под нашим. Я бы не сказал, что это под землей.
— Почему она не уходит к своим?
— А ты бы ушла к своим, — спросила Ури, — если бы сумела подняться в Элизий?
На лице Хелы отразилось беспокойство.
— А что это такое?
— Мир, где правит Верховный Бог. — Ури встала. — Вы хотите, чтобы я вернулась в Эльфрис? Хорошо, я вернусь. Но, господин, если вам придется кормить эту огромную грязную бабищу…
— Я действительно хочу, чтобы ты вернулась, — сказал я, — но не в Эльфрис, а в Утгард. Тауг уже наверняка там, и твоя сестра тоже. Принеси мне вести о них.
— Я постараюсь. — Ури напоследок метнула взгляд на Хелу. — Они с братцем через неделю пустят вас по миру.
— Надеюсь, здесь я управлюсь без посторонней помощи. Ступай.
Ури исчезла в ночи.
Я снял мясо со своего вертела и принялся есть. Хела спросила, можно ли взять еще мяса, и я кивнул. Отрезав кусок от туши, она спросила:
— Вы направляетесь в горы?
— Да. Чтобы встать караулом в горном ущелье. Это наказание, назначенное мне герцогом Мардером, и я должен выполнить приказ, прежде чем отправиться на поиски любимой женщины.
— Люди, что живут там, не любят нас.
Я проглотил последний кусок кабанины и улегся на землю, закутавшись в плащ.
— Они и меня не любят. Будем держаться друг друга, если хочешь.
Впервые за все время Хеймир подал голос, обращаясь к сестре:
— Спи. Я посторожу.
Две рабыни явились к Таугу в комнату в одной из башенок замка, куда его отослал король; одна несла тяжелую золотую цепь, а другая — рубашку из черной кожи летучей мыши. Обе они знали Ульфу.
— Она моя сестра, — объяснил Тауг. — Я надеюсь, что король позволит мне забрать ее домой. И мужчину, которого привели с ней.
— Поук, — сказала женщина повыше.
— Да, Поук. Он слуга сэра Эйбела, и сэр Эйбел хотел бы вернуть его. У короля наверняка полно слуг.
— В общем-то, здесь неплохо, — сказала женщина повыше, а другая добавила:
— Могло быть и хуже.
— Я и вас освобожу, коли сумею, — пообещал Тауг. Обе явно испугались и торопливо покинули комнату.
— Я не хотел пугать их, — сказал Тауг, когда огромная дверь с грохотом захлопнулась.
Мани оставался невозмутимым.
— Колдовство всегда пугает.
— Я ничего не говорил о колдовстве.
Тауг возобновил осмотр комнаты. Среди всего прочего в ней находились кровать размером чуть меньше отцовского дома в Гленнидаме, четыре кресла со ступеньками, чтобы забираться на них, и стол, на котором могла плясать дюжина человек.
— Здесь ящик с песком, — заметил Мани. — Весьма любезно с их стороны.
Тауг медленно кивнул:
— Нам придется пожить здесь какое-то время. Во всяком случае, они так считают.
— Если я выскажу одно предположение, ты скажешь, что я морочу тебе голову.
— Не скажу.
— Хорошо. — Мани выдержал паузу для пущего эффекта. — Я предполагаю, что под твоей кроватью стоит ночной горшок, который в пять раз больше… — Он осекся.
— В чем дело?
— Картина. — Мани уставился на картину округлившимися глазами. — Он исчез.
— Человек в черном?
— Это был не человек, а инеистый великан.
Мани легко взлетел на спинку громадного кресла и оттуда перепрыгнул на стол.
— Я не знал, что ангриды рисуют картины, — сказал Тауг.
— Сомневаюсь, что это они. Похоже, они вообще мало что делают из того, что за них могут сделать рабы.
— Но рабы же слепые.
— Не женщины — а женщины знают толк в изящных искусствах. — Кончик хвоста у Мани несколько раз дернулся туда-сюда. — Моя хозяйка рисовала замечательные картины, когда требовалось для колдовства. Колдовство и искусство имеют много общего.
— Минуту назад ты сказал, что женщины испугались колдовства, — возразил Тауг, — хотя никаких причин для страха у них не было.
— Ты ничего не понимаешь.
— И долго ты собираешься сидеть и пялиться на картину?
— Это все равно что сторожить крысиную нору, — пояснил Мани. — Кстати, здесь есть крысиные норы в стенных панелях.
— У меня бы не хватило терпения.
Мани с видом превосходства промолчал.
— Ты узнал его? — спросил Тауг.
— Инеистого великана на картине? Нет.
Тауг едва доставал подбородком до верха кровати, но, ухватившись за одеяло и подпрыгнув, забрался на нее.
— А я узнал.
Он сел на край, свесив ноги.
— И кто это?
— Я скажу, если ты скажешь мне, зачем ты понадобился королю.
— Да запросто. Моя прежняя хозяйка посоветовала ему поговорить со мной.
У Тауга округлились глаза.
— Это она тебе сказала?
— Нет. Я не общался с ней с тех пор, как она сообщила мне про эльфийскую девушку со сломанным позвоночником. Но кто еще из тех, кто обо мне знает, мог говорить с ним? Так кто изображался на портрете?
— Она призрак? Так говорил сэр Эйбел.
— Верно. Давай выполняй свою часть сделки.
Тауг ударил пятками по матрасу:
— А зачем ей надо, чтобы он поговорил с тобой?
Мани продолжал смотреть немигающим взглядом на картину.
— В данный момент я понятия не имею, но наша договоренность не предусматривала такого вопроса. Так кто это был?
— Мы узнаем, когда поговорим с королем. Ты собираешься говорить с ним, Мани? Он разозлится, коли ты откажешься.
— Тогда я откажусь — и никогда больше не стану заключать с тобой никаких сделок. Я думал, ты человек чести.
— А я и есть человек чести, — заявил Тауг. — На портрете был изображен…
Дверь открылась, и вошел ангрид в черном балахоне, такой высокий, что комната сразу показалась маленькой.
— Я, — закончил он фразу. — Меня зовут Тиази, я первый королевский министр.
Он говорил тихим голосом, от которого мурашки бежали по коже.
— Наш король обедает, — сказал он, отодвинув от стола кресло и сев. — Он пришлет за вами после обеда. Я решил, что будет лучше, если сначала мы обсудим все вопросы между собой.
