Несколько секунд муза переваривала услышанное. Потом хитро подмигнула:
— Исправляешься!
Они прошли в вагон-ресторан и заняли свободный столик. Посетителей было немного. Официант — лощеный юноша с легким пушком над верхней губой, положил перед ними меню и попытался скрыться, но крысолов ловко ухватил его за локоть. На лице юноши читалась плохо скрываемая тревога за свою жизнь.
— Нам бутылку красного, полусухого. И сыра какого-нибудь.
— И конфеток! — добавила муза, мило улыбнувшись. От ее улыбки юношу пробил холодный пот.
— Не стоит пугать всех подряд. — Посоветовал крысолов, когда юноша умчался за стойку. — От твоей улыбки даже мне нехорошо.
— А мне казалось, что я мило улыбаюсь. И еще я думаю, что люди бояться не меня. От тебя негативная аура исходит.
— Еще бы. Я ведь не положительный персонаж.
— Ты вор. А вор может быть как положительным, так и отрицательным. Это зависит от того, каким его видит автор.
— Проблема в том, что я не придуманный и не написанный. А потому могу делать все, что захочу. С характером, знаешь ли, не поспоришь.
Муза задумчиво провела пальцем по полированной поверхности стола. Поезд покачивался, набирая ход.
— Как знать. — Сказала муза. — Я много лет работала у одного писателя. Он считал, что мир вокруг придуман им. И каждый день этот писатель просыпался с мыслью, что он только что придумал еще один невероятный сюжет для пьесы под названием "Жизнь"… Романтично?
Крысолов не ответил. Он смотрел на проплывающий за окном мир.
— Вот и я думаю, что не романтично. — Вздохнула муза.
Трясущийся от страха и слегка побледневший юноша принес бокалы, бутылку вина, блюдечко с сыром и вазочку с конфетами. Исчез юноша быстрее, чем первая капля вина упала на дно бокала.
— Я вообще-то не только не ем, но и не пью — Сказала муза.
— Ни за что не поверю, что кто-то может отказаться от глотка вина. На дорожку.
— Молчаливым ты мне нравился больше. — сощурилась муза, но бокал взяла. — Не в моих правилах пить с вором, знаешь ли, но раз другого выхода нет…
— Я предпочитаю, чтобы меня называли крысоловом. Вором я был очень давно. Теперь времена изменились.
— Ты хочешь поговорить об этом?
— Нет. Я хочу выпить за то, что скоро буду дома.
— А я на свободе.
Крысолов залпом осушил бокал. Муза сделала несколько глотков и развернула хрустящую конфетную обертку.
— Итак. Что же ты такого украл из дома господина Виноградова?
— Тебе необязательно знать.
— Ввиду того, что я твоя пленница, ты можешь рассказать мне все, что пожелаешь.
— Но тогда мне придется тебя убить.
— Тоже верно. Но ведь ты боишься, что я расскажу кому-нибудь о тебе, и поэтому везешь меня за тридевять земель. Из этого следует, что к тому моменту, когда я буду на свободе, доберусь до Вальдемара и смогу ему хоть что-нибудь рассказать, ты уже передашь украденную вещь своему нанимателю, и это перестанет быть тайной. Верно?
Крысолов ничего не понял, поэтому налил себе еще вина.
— Тебе это все равно без надобности. — Сказал он. — Давай пить молча.
— Ты предлагал поговорить по душам. Вот я и поддерживаю разговор…
Крысолов вздохнул:
— Я люблю одиночество. Тишину. Покой. Я всегда пью вино и смотрю в окно, когда еду в поезде. Вроде как ритуал. Поезд мчится, секунды летят, вино горячит кровь и рождает воспоминания… Я не люблю воспоминания, но от вина возникает легкий осадок, что-то вроде ностальгии по прошлому, по тем временам, когда я… А в самолете я заказываю бокал шампанского и наблюдаю, как внизу плывут облака. От шампанского нет воспоминаний, но оно напоминает мне о моей мечте. Я обожаю летать. Я всю жизнь хотел стать летчиком, сесть за штурвал самолета и взлететь в голубое небо. Там так глубоко, одиноко, счастливо… — Крысолов поперхнулся и уставился на музу. Муза делала вид, что разглядывает редких посетителей.
— Это ты сделала? — спросил крысолов таким тоном, будто только что обнаружил, что кто-то обмазал его лицо зубной пастой.
— Что именно? — муза заломила тонкую бровь.
— Заставила меня… это сказать. Про самолеты и шампанское.
— Вовсе нет. Как ты мог подумать? Я просто немного тебя подтолкнула. Я же муза. Я считаю, что нельзя держать внутри себя тайные желания, а нужно воплощать их в жизнь. А то от несбывшихся мечт, если можно так выразиться, люди становятся озлобленными.
Крысолов опустошил второй бокал.
— Не смей меня больше… подталкивать! — пригрозил он пальцем. — Без тебя как-нибудь справлюсь.
— Мое дело предложить. — Пожала плечами муза. — Так на чем мы остановились? Ты что-то украл у господина Виноградова. Ты был бесшумным и невидимым? Двигался тенью и орудовал быстро? Или вломился с оружием наперевес, перестрелял охрану и выломал дверь? Или, может, напугал кого-нибудь и просто пошел и взял? Ты же многих можешь напугать, я знаю.
Крысолов снова не ответил, и снова наполнил бокал. Тишина и одиночество, видимо, решили не садиться на этот рейс. Они предпочли остаться на вокзале. Очень жаль.
— Пей.
Муза пригубила еще немного.
— Я задаю слишком много вопросов?
— Безумно.
— Тогда тебе лучше снять удавку с моей руки и позволить сойти.
— Тогда расскажи, для чего ты решила исчезнуть, как только выбралась из шкатулки? Это такой вид выманивания денег у богачей? Каждый раз по-новому в новом городе, верно?
— Это называется, "Операция Конек-Горбунок". — Сказала муза. — Если расскажу — отпустишь сразу?
— Не раньше, чем приедем.
— Тогда ничего не узнаешь.
— Больно надо. — Пробормотал крысолов и снова наполнил бокал. На этот раз он выпил почти без промедления. — Больно надо.
На душе у крысолова скребли кошки. Ну, почему Брокк не научил его убивать? Ведь иногда кажется, что это так легко — свернуть кому-нибудь шею, бросить кого-нибудь с моста в реку, всадить нож под ребра или просто задушить в туалете… Но ведь рука не повернется. Крысолов это прекрасно знал. Убить кого-то просто так невозможно, каким бы ты злым существом не был. Всему ведь надо учиться. А крысолов был всего лишь вором.
— Ты любишь одиночество или напиваться? — вкрадчиво поинтересовалась муза. — Я никогда в жизни не общалась с ворами, прости, с крысоловами. Может, это у вас в крови? И, кстати, почему ты зовешь себя крысоловом?
— Потому что я ловлю крыс.
— Логично, мой друг. В том тупике крыс много водится, точно. А ты, я так думаю, часто бродишь по тупикам, подвалам, чердакам разным. Верно?
— Случается и такое.
— Ты, наверное, крыс ешь!
Крысолов поморщился.