Песня смолкла, но тише не стало. Зал вдруг наполнился сотнями разных звуков, неразличимых прежде. Голос Саурона звучал громом:
— Ведите его за мной.
Саурон развернулся на каблуках и, позвякивая, направился к двери. Охранники поволокли Берена следом.
По коридорам и галереям — в тюремную башню, а там — вниз. Берен узнал тот коридор, где прежде была его камера, потом, двумя витками лестницы ниже — застенок; но и здесь они не остановились. Еще два оборота спирали — Берен даже не думал, что ниже что-то есть. В воздухе было холодно и сыро, со стен капало — они должны были находиться на уровне реки, если не ниже.
«Яма» в языках эдайн была не столько именно ямой, сколько тюрьмой вообще. Яма могла быть и на верхушке башни.
Но здесь, в Тол-и-Нгаурхот, действительно была яма, подземелье, каменный мешок. Одна из природных пещер, приспособленных Финродом для отвода подземной воды и стоков — кое-как была перестроена в тюрьму, склеп для погребенных заживо. Их тела не выносили отсюда, их кости гнили в темной густой грязи, покрывающей пол.
Саурон вставил в замок двери свой перстень, повернул, с усилием толкнул дверь — ржавый визг резанул уши Берена. Ручеек смрадного воздуха сочился из щелей между дверью и камнем, а когда Саурон открыл камеру — вонь хлынула густым потоком, даже факела словно задохнулись на миг.
Саурон шагнул в проем и растворился в черноте. Ему, майя, не нужен был свет — даже на такой опасной, узкой и скользкой лестнице. Свет не нужен был и Берену — силой Сауронова заклинания он видел в темноте. Правда, видел ровно то, на что был направлен его взгляд, чуть в сторону — и все терялось во мраке; но очертания того, на что он смотрел, были резкими почти до боли.
— Финрод! — крикнул орочий десятник. — Эй, голуг! Тебя еще не сожрали? Смотри, кого я привел! Твой самый верный пес пришел к тебе на выручку — может, я еще услышу, как вы вместе воете.
Горца вытащили на середину ямы, осветили ему лицо факелом — сунув огонь чуть ли не в нос. Пламя ослепило, но Берену и не нужно было видеть, кто перед ним. Он знал.
Колдовское зрение постепенно приспосабливалось к темноте — но одни узники как будто слегка светились, если смотреть не прямо, а чуть в сторону, другие же были темны и неподвижны, и Берен понял, что темные — мертвы.
— Вот так-то, — продолжал орк. — Надеяться тебе, эльф, больше не на кого, поэтому давай, открывай пасть и говори. Не жди, пока зубы вцепятся в задницу.
Финрод оставался безмолвен.
— Упертая скотина! — десятник вроде бы замахнулся, но бить не стал. — Может, у тебя, Беоринг, ума поболе, а? Покажите ему, ребята, что с ним будет, ежели он не станет поразговорчивее!
Берена повернули в другую сторону, осветив факелами то, что висело там на цепях.
Увидев это при свете, он не смог удержать сдавленный стон отчаяния, и орки засмеялись, водя факелами вверх и вниз, чтобы от глаз человека не укрылись ни искаженное мукой лицо эльфа, ни разодранный живот, ни вскрытая грудь, ни до костей обглоданные ноги.
Это был Аэглос.
— Драуглин, — сказал орк. — Она сейчас отсыпается, но ты ее еще увидишь. Еще налюбуешься. Она, дружок, ужас какая здоровенная, и страшно любит подзакусить. Когда она закусывает, слыхать аж наверху.
— Помолчи, — велел Саурон. — И займись делом.
Берена раздели, подтащили к стене, руки развели в стороны, просовывая в стальные кольца. Проушины колец заклепали кусками железной проволоки. Берену пришлось встать — иначе его руки оказывались задранными над головой, а сломанная ключица причиняла такую боль, что он непременно лишился бы чувств, не будь его сознание натянуто на заклятие, как беличья шкурка на распорки меховщика.
Эльфы были прикованы к стене таким же образом. Там, где низкий свод пещеры опускался почти к самому полу, была дыра — оттуда появлялся кто-то — наверное, волколак. Полоумная старая ведьма не ошиблась, смерть Берена жила в пасти волка.
— Финарато, — сказал майя. — Ты его ждал? Ну вот, он здесь. И надеяться тебе больше не на что. Во сколько тебе уже встало твое упрямство? — Саурон огляделся. — Пятеро. Пятеро уже мертвы. Берен по дороге сюда положил еще сотню людей и эльфов.
«Полторы сотни», — подумал горец.
Пока Саурон говорил, один из орков поигрывал ножом, проводя лезвием то по лицу горца, то по животу, то упирая острие ему в пах. Игра оказалась неинтересной: жертва не хотела пугаться. Другие орки молча тянули друг у друга рубашку пленника. Берен от души надеялся, что они подерутся, когда Гортхаур уйдет. Может, даже до смерти.
— Стоит ли оно того, Финрод? — продолжал Саурон. — Вот, вы называете меня бессердечным — а есть ли сердце у кого-то из вас? Ведь эти эльфы были тебе друзьями. Ради тебя они оставили Нарготронд, добровольно ушли за тобой в изгнание. А ты — равнодушно смотрел на их гибель, спокойно слушал их крики… Или все-таки не спокойно, Финрод? Все-таки твое сердце болит? Ты не думал о том, что будет, когда придет твоя очередь? Если ты и размышлял о смерти — то ведь не о такой. Не здесь, в подземелье собственного замка, по уши в волчьем и собственном дерьме. Без света, без воздуха, без надежды. Тебя все еще не интересует смерть быстрая и достойная? А то и жизнь, Финрод — в отличие от меня, Учитель благороден и великодушен. Он может простить тебя и просто так, безо всяких условий.
Финрод коротко, прерывисто застонал. Нет, понял Берен, — засмеялся.
— Или ты полагаешь, что эти сведения настолько ценны, что я оставлю тебя в живых — чтобы и дальше добиваться этих сведений пытками? Думаешь, что ты, эльф, сумеешь перенести все и выжить? Нет, Финрод, этого шанса я тебе не дам. Нарготронд мне интересен — но ты не первый и не последний пленник из Нарготронда. Рано или поздно кто-то сломается. О дортонионском мятеже мне уже все известно. Я хотел бы знать тайну осанвэ, но меня устроит и ее гибель вместе с тобой. Она не так уж и нужна мне — просто я любопытен
Самый лучший способ обмануть обманщика, — вспомнил Берен — сказать ему правду.
— Саурон, — позвал он. — Я один все это придумал. Ты напрасно их терзаешь, оборотень, они здесь ни при чем.
— Я тебе не верю, — Саурон даже не обернулся.
— Какие же вы все-таки забавные, — нарушил молчание Нэндил. — Вы все время твердите о превосходстве людей над нами — и не верите в то, что именно человек оказался способен вас обыграть
Удар! — Нэндил, выворачиваясь наизнанку в жутком кашле, повис на цепях.
Берен увидел его лицо — зрение наконец-то прояснилось — и скрипнул зубами: вместо глаз у барда были две раны.
— Если Берен действительно что-то знает, пусть говорит, — Саурон подошел к лестнице и поставил ногу на ступень. Орки-факельщики сгрудились за его спиной, так что теперь майя возвышался над всеми — и пленными, и охранниками — величественным черным изваянием, очерченным сполохами пламени.
