Барензия обняла его так крепко, как только могла. Но, несмотря на жар объятий, она не перестала дрожать.
Барензия стояла перед троном императора, объясняя затруднительное положение в Морнхолде. Она неделями ждала аудиенции у Уриэля Септима, откладываемой под разными предлогами. "Его величеству нездоровится". "Неотложное дело требует внимания его превосходительства". "Прошу прощения, ваше высочество, но произошла ошибка. Ваша встреча назначена через неделю. Видите ли…" А сейчас все шло еще хуже. Император даже не притворялся, что слушает ее. Он не пригласил ее сесть, и не отпустил детей. Хелсет стоял как каменное изваяние, но маленькая Моргия беспокоилась.
Она сама пребывала в смятении. Вскоре после того, как они прибыли в свои апартаменты, посол Морнхолда в Имперском городе попросил разрешения войти и принес послания от Симмаха. Плохие новости, худшие. Восстание, наконец, началось. Крестьяне собрались в группы при поддержке нескольких разгневанных представителей мелкого дворянства, и требовали, чтобы Симмах отдал бразды правления. Только Имперская стража и несколько отрядов тех семей, которые на протяжении многих поколений поддерживали дом Барензии, защищали Симмаха от толпы. Уже начались военные действия, но Симмах был в безопасности и успешно управлял. Ненадолго, писал он. Он просил Барензию сделать все возможное у императора; и она должна была оставаться в Имперском городе до тех пор, пока он не напишет ей, что можно безопасно вернуться домой вместе с детьми.
Она попыталась обойти Имперскую бюрократию — с незначительным успехом. К ее растущему страху, из Морнхолда перестали приходить известия. Разрываясь между гневом на многочисленных дворецких императора и страхом за свою судьбу и судьбу своей семьи, она ждала; недели проходили долго, тяжко, беспощадно. Но, однажды, посол Морнхолда сообщил ей, что, самое позднее — следующей ночью, должны прибыть известия от Симмаха, не как обычно, а с ночным ястребом. В этот же день ей сказали, что Уриэль Септим примет ее рано утром на следующий день.
Император приветствовал всех троих слишком широкой улыбкой, которая, тем не менее, не коснулась его глаз. Затем, когда она представляла своих детей, он пристально рассматривал их с совершенно неуместным выражением. Барензия общалась с людьми уже около пятисот лет и научилась в совершенстве читать выражения лица и движения так, что ни один человек не мог и предположить. Как ни пытался император скрыть, жажда была видна в его глазах — и что-то еще. Сожаление? Да. Сожаление. Но почему? У него самого были хорошие дети. Зачем ему нужны ее? И смотрит на нее с таким отчаянным, едва промелькнувшим желанием. Может быть, он устал от своей супруги? Люди были известны своим непостоянством. После долгого, горящего взгляда, он, наконец, отвел глаза, а она говорила о своей миссии и происшествиях в Морнхолде. Все это время он сидел неподвижно, будто каменный.
Удивленная его вялостью, Барензия рассматривала бледное, застывшее лицо, пытаясь найти сходство с теми Септимами, которых она знала ранее. Она не очень хорошо знала Уриэля Септима, видела его однажды, когда он был еще ребенком, и еще раз, на его коронации двадцать лет назад. Всего два раза. На церемонии он, хоть и был молод, выглядел мрачно и величественно, но от него не исходило такого ледяного холода, как от этого повзрослевшего человека. Несмотря на внешнее сходство, он казался совсем другим человеком. Но что-то в нем было хорошо знакомым, более знакомым, чем это возможно, какой-то жест, или манера держаться…
Внезапно, она ощутила сильный жар. Иллюзия! Она хорошо изучила искусство иллюзий с тех пор, как ее так ужасно обманул Соловей. Она научилась распознавать иллюзии так же, как слепой чувствует жар солнца кожей. Иллюзия! Но почему? Ее ум лихорадочно работал, хотя она и не прекращала говорить о Морнхолде. Тщеславие? Люди порой так же стыдились признаков возраста, как эльфы гордились ими. Но лицо Уриэля Септима вполне соответствовало его возрасту.
Барензия не осмеливалась воспользоваться собственным волшебством. Даже мелкие дворяне могли обнаружить присутствие волшебной энергии, не говоря уж о защите от нее в своих владениях. Использование здесь волшебства могло разгневать императора не хуже, чем обнаженный кинжал.
Магия.
Иллюзия.
Она внезапно вспомнила Соловья. Будто бы он сидел рядом с нею. Потом видение сменилось, и перед ней был Уриэль Септим. Он выглядел грустным, будто загнанным в ловушку. Видение сменилось снова, и на его месте оказался другой человек, похожий на Соловья, и в то же время иной. Бледная кожа, покрасневшие глаза, эльфийские уши, и он излучал сильное ощущение угрозы, сверхъестественной энергии — ужасное, разрушительное сияние. Этот человек был способен на все!
А потом она вновь увидела перед собой лицо Уриэля Септима.
Может быть, ей это только почудилось? Возможно, ее разум сыграл с ней злую шутку. Она вдруг почувствовала себя совершенно разбитой, будто слишком долго несла тяжелую ношу. Она решила оставить комментарии неприятностей в Морнхолде — к тому же, это ей все равно ничего не давало — и решила просто полюбезничать. Тем не менее, с тайным умыслом.
"Вы помните, сир, как Симмах и я обедали с вашей семьей вскоре после коронации вашего отца? Вы тогда были не старше Моргии. Мы были польщены этой честью — ведь мы были единственными гостями в тот вечер — кроме вашего лучшего друга Джастина, конечно".
"О да", — промолвил император, осторожно улыбаясь. Очень осторожно. — Пожалуй, я припоминаю это".
"Вы с Джастином были такими хорошими друзьями, ваше величество. Мне сказали, что он умер не так давно. Такая жалость".
"Да. Я все еще не могу говорить о нем". Его взгляд стал совершенно пустым — еще более пустым, если только это было возможно. "Что же касается вашей просьбы, миледи, мы рассмотрим ее и сообщим вам позже".
Барензия поклонилась, дети последовали ее примеру. Кивком, император отпустил их, и они ушли.
Она глубоко вздохнула, выйдя из тронного зала. "Джастин" был придуманным приятелем, хотя маленький Уриэль всегда говорил, чтобы Джастину за каждой трапезой оставляли место. К тому же, Джастин, несмотря на мальчишеское имя, была девочкой! Симмах поддерживал эту шутку уже и после того, как она была почти позабыта. Он расспрашивал о здоровье Джастин всякий раз, как встречал Уриэля Септима, и тот серьезно отвечал ему. В последний раз Барензия слышала о Джастин несколько лет назад, когда император сказал Симмаху, что она встретила предприимчивого молодого каджита, вышла за него замуж, они поселились в Лиландриле и выращивают огненные папоротники и полынь.
