— Война делает жестокими и глухими, — мягко ответил темник. — И я бы её прекратил. Ничего хорошего из этой осады уже не выйдет. Только горы трупов, убитых, а потом голодных и замёрзших. Какой в этом смысл? Можем прекратить прямо здесь и сейчас. Хотя бы между нами двумя. Хватит.
— Что-о-о? — губы Кальдура искривились в усмешке. — Ваша большая крепость на этом безжизненном клочке скалы больше не кажется хорошей идеей? Неужели нам всё-таки удалось собрать настоящее войско? Ты хочешь выторговать свою жизнь, крыса? Всё настолько плохо? Не хочешь, чтобы твоя голова болталась на пике? Ты жалок.
— Мы хотели, чтобы вы померзли снаружи, побросали оружие... и тогда мы бы открыли ворота твердыни сами, чтобы пустить ваших людей и сохранить им жизни, перед тем, что грядёт. Времени осталось немного.
Кальдур нахмурился, вглядываясь в сосредоточенное лицо темника и пытаясь разгадать игру, в которую тот играет.
— Хорошо, — ответил Кальдур. — Тогда отдай приказ. Пусть ворота внутри двора и в укрепления в скалах откроют. Это всё облегчит. Если сделаешь так, то я клянусь тебе, что пленные останутся живы и никто не будет терзать их из гнева и мести. Слово Избранного.
— Дело не в этой проклятой битве и осаде, мальчишка. Мне нужно, чтобы ты сначала донёс это до своих лидеров. Ты Избранный, и есть шанс, что они к тебе прислушаются. Вы сможете сложить оружие и войти. И так выживете.
— Нет, это вы сложите оружие и тогда мы поговорим.
— Ты последний Кальдур. Последний из Избранных. Стань примером. Остановись и останови других. Пока не стало поздно. Сейчас нужно установить мир, как ты не понимаешь? Вы не успеете.
— Это вы напали на нас, вы каждый раз нападаете, вы не даёте нам жить спокойно! Вы! А теперь ты просишь нас прекратить? Ты сошёл с ума.
— Вообще-то... это первый раз, когда мы напали первыми. И то, только для того, чтобы прервать подготовку к вашему вторжению!
— Лжец! Я был там, если ты не понял. Я видел сожжённые деревни у берегов и чёрные паруса. Я был там, когда всё начиналось!
— Ты видел наши сожжённые деревни, Кальдур. Наши деревни! Сожжённые твоими друзьями-карателями, за то, что темники осмелились жить не на той стороне берега и брать себе в жёны женщин со смуглой кожей... В этот раз мы не смогли стерпеть очередной бойни. Мы...
— Вы чудовища! Вы живёте среди чудовищ и ведёте себя как чудовища!
— О каких чудовищах ты бредишь, мальчишка?
— О тех, что вы прячете под землей... и выпускаете... когда... когда вам нужно...
— Ты об этих чудовищах?
Кальдур отпрянул и снова скрючился от боли. Он увидел как рука Викара поросла шерстью, покрылась чёрной плотной кожей, а на пальцах появились когти. Викар поднёс звериную конечность к пробивающемуся сквозь дыру в потолке лучику солнца и его рука снова стала нормальной.
— Нет у нас никаких чудовищ, мальчишка. Только звери прирученные нами и древняя магия. Звероформ. Ты сражался с нами столько раз и не знал? За долго до того, как мы пришли на эту землю эта магия помогала нам выживать в схватках с настоящими чудовищами, в сравнению с которыми ты или я всего лишь забавные жучки... Пока ваша Светозарная богиня не прокляла нас, и мы не утратили способность призывать звероформ днём. Те, кто рождаются сейчас, часто и вовсе теряют эту способность. А жаль... Однажды и этот мир покроется чёрным пеплом, и нам всем снова надо будет искать новый дом. Как мы проделаем этот путь, если будем слабыми?
— Морокай — бог лжи! — прошипёл Кальдур, поражаясь насколько долго он спорил с тёмником. — А ты — безумец. Хватит этой чуши!
— Морокай — бог знаний и свободы, которую они дают. Морокай — разрушителей цепей, которыми скован твой народ, глупец! Остановись! Прекрати!
— Вы охотились за мной! Вы посадили меня на цепь! Думаешь, я забыл это, Викар?!
— Да. Охотились. Да. Посадили. Ты хоть раз задумывался о том, что натворил? Сколько жизней забрал? Уж прости, друг мой, но если кого из нас и называть чудовищем, то только тебя. Мы лишь хотели остановить зло, которому ты дал прорасти внутри себя и так часто выпускал в этот мир.
— И поэтому вы нарядились в чёрное и решили залить всю нашу землю кровью? М? Это вы зло.
— Потому что мы одёты в чёрное? — темник вдруг рассмеялся. — Чёрный цвет вмешает в себя все остальные. Это цвет единства, глупец. Цвет нашего дома и дороги, которую мы преодолели сюда... Это не огонь, не то, что ты называешь "светом", который сжигает всё на своём пути! Очнись же.
Ребра внутри него наконец снова сформировали клетку, отошли друг от друга и позволили ему дышать свободно. Боль и слабость почти стихли, и последний их оплот в районе поясницы доживал последние минуты. Злость только дала ему сил, он рывком поднялся на ноги, сформировал клинок из запястья, проскрёб им по полу, и уже было бросил тело вперёд, но...
Кальдур вдруг побледнел, покрылся испариной, и отпустил клинок. На секунду ему показалось, что между ним и темником в полный рост встала Анижа, такой какой она ему запомнилась. Лишь только взгляд её мертвенный перестал был скулящим и стеклянным, и встретился с ним стеной осуждения.
— Почему ты остановился? — спросил темник, стискивая за спиной нож из чёрной руды.
— Я... — голос Кальдура дрогнул. — Ладно. Хватит крови. Ты не пытался воткнуть в меня нож, пока мог, и я отвечу тебе тем же. Чтобы вы не делали, вам уже не помешать спасению Госпожи. Людям там, снаружи хватит духа сражаться без доспехов. И без меня.
— Ты не понимаешь, да? — Викар выдохнул, достал с пояса флягу, отпил и протянул Кальдуру. — У нас есть ещё немного времени. Я расскажу как всё было на самом деле.
— Как будто мне есть...
— Мы все, жители Дрита, древнего королевства, — перебил его Викар.
Кальдур вздохнул, посмотрел на свой доспех и тело, которые всё ещё пытались зажить, взял флягу из его рук и пожал плечами. Викар продолжил.
— Мы жили свободно и процветали, не было у нас предрассудков к вере, цвету кожи и чему бы то ни было. Но однажды из-за моря приплыли жрецы и начали проповедь о том, что Дрит неминуемо погибнет, если не соблюдать чистоту. Они осуждали безобрядные браки и детей, у которых родители были из разного племени. И было у них множество странных порядков, вроде беспрекословного уважения к старшим. И многие жители Дрита поверили им и стали вторить их речам... Не прошло и трех поколений, как зажёгся первый костёр, в котором сгорел первый невинный, якобы недостойный и нечистый, душа которого должна была быть очищена огнём перед светозарной богиней Зариан.
— Пха, — Кальдур скептично хрюкнул, подражая Бирну и снова приложился к фляге.
— Когда костры загорелись по всему Дриту, те, кто был «нечист» подняли оружие против своих бывших братьев и сестёр. «Нечистые» проиграли битву, и жрецы светозарной преследовали их словно зверей, чтобы перебить всех. Богиня и её чародеи водрузили на небо второе солнце, чтобы было нельзя было спрятаться, в ночи от их «праведного» гнева. Но у горы Ногх, загнанных и борющихся из последних сил увидел другой бог – Морокай, многоликий бог свободы и изменений. Он укрыл несчастных своим плащом, сотканным из темноты, и спас их от огненного взора мучительницы. Какое-то время дритчане прятались в пещерах, где Морокай дал им всё необходимое, говорил с ними и открыл им древнюю магию, дабы они могли защитить себя. Через какое-то время дритчане смогли покинуть пещеры и укрыться на острове Зиль, где основали новое королевство – Нерим. Прошли века, Нерим был отстроен, но вскоре у его берегов показались бело-красные паруса. Не было проповедей. А если бы и были, то неримцы бы остались к ним глухи. Каждая их семья, каждый их род помнил резню, что учинили во имя светозарной. Была великая битва, и захватчики проиграли. Нелегко далась победа. От пленных мы узнали, что костры на Дрите горят по-прежнему, по-прежнему на них жгут невиновных и никогда это не кончалось. На совете племён присутствовал сам Морокай, который обещал помочь с освобождением Дрита. Собрав силы и древнее знание неримцы пустились на континент, дабы освободить страдающий народ Дрита. И началось это сто лет назад.
