Глеб усмехнулся:
– Ты добрый человек, десятник. Но я...
И тут из куста орешника, что рос у дороги, послышался шорох. Глеб среагировал молниеносно: он прыгнул на землю и перекувыркнулся. Стрела со свистом рассекла воздух и с глухим шлепком вонзилась в грудь десятнику Важдаю.
Глеб сорвал с пояса нож и метнул его в кусты. Короткий вскрик – и стрелок вывалился из кустов на дорогу с пронзенным горлом. Глеб быстро повернулся к Важдаю. Тот еще секунду стоял на ногах, изумленно глядя на торчащую из груди стрелу, затем ноги его подкосились, и он тяжело рухнул на пол, уронив на дорогу фонарь и меч.
Справа хрустнул снежок. Глеб повернул голову на звук, но опоздал. Кто-то большой и тяжелый налетел на Глеба и мощным ударом сбил его с ног.
Глеб попытался высвободить ольстру, но детина налег ему на правую руку и придавил ее к земле.
– Все кончено, ходок, – услышал он негромкий, мягкий голос.
Отшвырнув ольстру в сторону, верзила, который сбил Глеба с ног, ухватил его за шиворот и резко поднял на ноги.
– Гляди перед собой! – пробасил он и несильно ударил Глеба кулаком по лицу.
Глеб взглянул. Прямо перед ним стоял невысокий, богато одетый человек.
– Ну, здравствуй, Глеб Первоход, – тихо проговорил он. – Ты меня узнаешь?
Глеб вгляделся в лицо незнакомца, и брови его изумленно приподнялись, когда он узнал в собеседнике мытаря, которого спас от бродяг-лиходеев на берегу Эльсинского озера.
– Какого лешего ты здесь делаешь, мытарь? – грубо спросил Глеб.
Собеседник улыбнулся.
– Я не мытарь, Глеб. Я княжий сыскной пес. Охотник за головами. Ловлю беглых охоронцев и тех, за чью голову обещана щедрая награда. Я же предупреждал, чтобы ты не возвращался в Хлынь.
Глеб сплюнул сыщику под ноги и насмешливо осведомился:
– И сколько же я нынче стою?
– Десять серебряных дерхемов, – с любопытством разглядывая Глеба, ответил тот.
– Надо же. – Глеб усмехнулся. – Целое состояние.
Сыщик кивнул:
– Верно, Первоход. А после того, как ты убил двух княжьих охоронцев, награда возрастет вдвое. Ты станешь моим последним делом, парень. Получив награду, я куплю себе дом на берегу Эльсинского озера. Такой же, как твой. И так же, как ты, буду выращивать в огороде капусту и стоклу.
– Свеклу, – поправил Глеб. И добавил с холодной усмешкой: – Выращивать хорошие овощи – это очень сложная наука, сыщик. Боюсь, что ты не справишься.
– Ничего, я попробую. – Сыщик дал знак верзиле, и тот скрутил Глебу руки за спиной. – Мне жаль, что нам пришлось встретиться так, – сказал сыщик. – А теперь извини. Савлон, выруби его!
Верзила размахнулся и хлестко ударил Глеба кулаком в челюсть. Голова Глеба свесилась на грудь, он погрузился во мрак.
Трижды Глеб приходил в себя, но его тут же вырубали снова. Когда он в очередной раз открыл глаза, лицо его ныло от побоев, а сам он был привязан к дыбе.
Низкие своды. Кирпичные столбы. Вокруг – полумрак, сырость и холод. Глеб тряхнул головой, окончательно приходя в себя.
– Ну, как? – услышал он странный высокий голос, который произносил русские слова правильно, но с сильным акцентом. – Очухался наконец?
Сначала фигура расплывалась, лишь несколько раз сморгнув, Глеб сумел сфокусировать взгляд на кате-мучителе. Сфокусировал и снова заморгал – на этот раз от изумления. Перед ним, в странном костюме из мягкой блестящей кожи, туго обтягивающем тело, стояла баба.
Она была высокая, как мужик, и такая же широкоплечая. Длинные темные волосы бабы были жестко зализаны назад и стянуты на затылке в клубок. В правой руке баба держала хлыст, которым непрерывно постукивала себя по высокому голенищу сапога, плотно обтягивающему ее икру и голень.
Лицо у нее было странное: широкое, но в то же время костлявое, и при этом очень бледное. Однако при всем желании его нельзя было назвать непривлекательным. Иной любитель мог бы даже назвать ее красавицей.
– Я про тебя слышал, – хрипло проговорил Глеб, поморщился и сплюнул кровь. – Ты Ядвига... Пришла из гофских земель... Люди говорят, что ты лучший кат в княжестве.
Ядвига усмехнулась:
– Приятно знать, что люди ценят мою работу, Первоход.
Глеб поднял голову и еще раз огляделся.
– Где это мы? – спросил он.
– У меня в гостях, в пыточной комнате подземелья.
Ядвига подошла к Глебу вплотную, несколько секунд разглядывала его лицо пристальным и словно бы оценивающим взглядом, затем высунула язык и легонько лизнула им Глеба в краешек губ.
– Сладкий, – сказала она с улыбкой. – Ты мне нравишься, Первоход. А я тебе?
Глеб усмехнулся разбитыми губами и ответил:
– С точки зрения некрофила, ты просто идеал.
Ядвига засмеялась, запрокинув голову, затем вдруг размахнулась и ударила Глеба хлыстом по щеке. Глеб вздрогнул и стиснул зубы, чтобы не застонать от боли.
Ядвига, все еще посмеиваясь, поднесла хлыст к подбородку Глеба и слегка приподняла ему хлыстом голову.
– Я вижу в твоих глазах ненависть, Первоход, – сказала она. – Но я не вижу страха. Неужели ты меня не боишься?
– Я не боюсь нечисти, – тихо проговорил Глеб, глядя ей в глаза. – Это нечисть боится меня.
Ядвига улыбнулась.
– А ты забавный. Что ж, приступим к делу.
Она повернулась к столу, на котором лежали орудия пыток – иглы, железные пруты, щипцы, клешни, и задумчиво проговорила:
– Что же мы выберем?.. Иглу?
Ядвига взяла длинную толстую иглу и повертела ее в пальцах. Затем качнула головой и положила ее на место.
– Нет. Таких парней, как ты, иглами не запугаешь. Я, конечно, могу воткнуть ее тебе в глаз, но сделаю это позже. Мне хочется, чтобы ты видел, как я буду кромсать твое тело.
Длинный палец Ядвиги скользнул по щипцам.
– Щипцы хороши, но их я тоже оставлю на потом, – проговорила она, хмуря брови. – Мне хочется пытать мужчину, а не кастрата. Что же мне выбрать?
– Ты, должно быть, не знаешь... – с трудом ворочая языком, проговорил Глеб, – но полгода назад я спас княжество от нашествия нелюдей.
– Да, – кивнула Ядвига, – я что-то такое слышала. Но также я слышала, что ты утопил в болоте двенадцать громовых посохов.
Рука Ядвиги коснулась странного зубчатого ножа, но затем скользнула дальше.
– Людская любовь переменчива, – сказала она, беря в руки железный прут и поворачиваясь к Глебу. – Сегодня тебя носят на руках и называют спасителем. А завтра распинают на кресте. Скажи мне добром, ходок: ты где утопил посохи?
Глеб качнул головой и ответил:
– Не помню.
Ядвига прищурила темные глаза и уточнила:
– Ты уверен?
– Да.
– Что ж, я помогу тебе вспомнить.
Она переложила прут в левую руку, протянула правую к рукояти лебедки, сжала ее бледными пальцами и небрежно крутанула. Руки Глеба вздернулись кверху, суставы и кости затрещали.
