— Привет, Кол, — выдавил Эдди без особого энтузиазма. Рядом с Колом Винсентом, за рулем, восседал старина Двойной Уродец, так Генри за глаза называл Джека Андолини.
Но никогда — в глаза,— добавил про себя Эдди. Нет, конечно же, нет. Назвать так Джека в глаза — верный способ самоубийства. Огромный мужик с узким лбом пещерного человека и громадной челюстью прирожденного киллера. Супруга его приходилась родственницей Энрико Балазару… не то племянница, не то кузина, хрен его знает — кто. Его громадные руки сжимали руль, точно лапы обезьяны, вцепившейся в ветку. Из ушей пучками торчала жесткая щетина. Сейчас Эдди видел одно волосатое ухо. Джек Андолини сидел к нему в профиль. Ни разу не повернулся.
Старина Двойной Уродец. Но даже Генри (который, как пришлось признать Эдди, не всегда отличался прозорливостью) никогда не назвал бы Джека Двойным Тупицей. Колин Винсент всегда был прославленным идиотом и таким он и останется. А вот Джеку, при всей его внешности неандертальца, хватило ума заделаться первым помощником Балазара и первым же замом. Эдди не понравилось, что Балазар прислал человека такого масштаба. Совсем не понравилось.
— Привет, Эдди, — откликнулся Кол. — Мы слышали, у тебя проблемы.
— Спасибо, я сам с ними справился. — Эдди вдруг поймал себя на том, что почесывает то одну, то другую руку. Типичное движение закоренелого наркомана, от которого ему все-таки удалось удержаться во время допроса в таможне. Он заставил себя прекратить чесаться. Но Кол уже улыбался, и Эдди едва сдержал могучий порыв врезать кулаком по этой гнусной улыбке, да так, чтобы кулак вышел с той стороны. Он бы, наверное, так и сделал… если б не Джек. Джек по-прежнему сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, и, казалось, думал свои рудиментарные думы — человек, который воспринимает мир в виде набора элементарных цветов и простейших ходов, ибо большего человек таких зачаточных интеллектуальных способностей (как подумал бы всякий, раз взглянув на него) воспринять просто не может. И все же Эдди не сомневался, что за день Джек способен увидеть больше, чем Кол Винсент за всю свою жизнь.
— Ну что ж, хорошо, — сказал Кол. — Это хорошо.
Молчание. Кол, улыбаясь, глядел на Эдди — ждал, когда того опять одолеет Наркоманская Чесотка. Так и стоял, переминаясь с ноги на ногу, как ребенок, которому нужно в уборную. Ждал, когда Эдди начнет выспрашивать, что случилось, и нет ли у них случайно с собой порошка?
Но Эдди молча смотрел на него. Теперь он не чесался, теперь он вообще не шевелился.
Легкий ветерок гнал через стоянку обертку от «Ринг-Динга». Тишину нарушали только шелест ее об асфальт и холостое жужжание клапанов фургона.
Понимающая улыбка Кола дрогнула.
— Забирайся к нам, Эдди, — сказал Джек, не повернув головы. — Давай прокатимся.
— Куда? — спросил Эдди, прекрасно зная ответ.
— К Балазару. — Джек так и не обернулся, только провел рукой по баранке. На среднем пальце правой его руки сверкнуло массивное золотое кольцо с ониксом, который торчал из металла, точно глаз гигантского насекомого. — Он интересуется, что с товаром.
— Товар у меня. Все нормально.
— Вот и славно. Значит, и не о чем волноваться. — Джек Андолини по-прежнему смотрел прямо перед собой.
— Но мне сперва нужно подняться к себе, — сказал Эдди. — Переодеться, поговорить с Генри…
— И не забудь принять дозу, — осклабился Кол, обнажив крупные желтые зубы. — Вот только принять-то, чувак, тебе нечего.
Дад-а-чув?— подумал в сознании Эдди стрелок, и оба невольно вздрогнули.
Кол это заметил, и улыбка его стала шире. А-а, вот и она, Эдди, говорила его улыбка. Старая добрая Наркоманская Чесотка. А то я уже было начал переживать. Желтые зубы, обнаженные в этой улыбке, тоже не улучшали общего впечатления.
— Это еще почему?
— Мистер Балазар подумал, что для всех будет лучше, если на хате у вас будет чисто, — пояснил, не повернув головы, Джек. Он продолжал наблюдать за миром: занятие, по мнению любого стороннего наблюдателя, для такого индивидуума невозможное. — На случай, если кто-то решит проверить.
— Например, люди с ордером от федеральных властей, — добавил Кол. Мордоворот его так и сиял злобной радостью. Эдди почувствовал, что и Роланду тоже хочется врезать по этим гнилым зубам, которые делают гнусную эту улыбку еще гаже, хотя гаже и некуда. Это совпадение побуждений немного его подбодрило. — Он нанял уборщиков, чтобы помыли стены и пропылесосили ковры, и заметь, Эдди, он ни цента с вас не возьмет за все это!
А вот сейчас ты спросишь, нет ли у меня чего,— говорила улыбка Кола.— О да, сейчас ты спросишь, Эдди, мой мальчик. Потому что ты можешь и не любить кондитера, но конфетки ты любишь, верно? И теперь, когда ты знаешь, что Балазар позаботился, чтобы ваши запасы исчезли…
Внезапная мысль, мысль неприятная и пугающая, сверкнула в его мозгу. Если они забрали их запасы…
— Где Генри? — спросил он так резко, что Кол в изумлении попятился.
Джек Андолини все-таки повернул голову. Так медленно, словно это священное действо он исполнял только изредка и ему это стоило многих усилий. Так и кажется, что в толще его мощной шеи сейчас проскрежещут несмазанные шарниры.
— В безопасности, — изрек он и так же медленно повернул голову в первоначальное положение.
Эдди стоял перед фургончиком, борясь с паникой, что поднималась в его сознании и грозила оборвать ход связных мыслей. Внезапно потребность ширнуться, с которой он до сих пор так успешно справлялся, стала невыносимой. Ему надо ширнуться. Тогда он сможет думать, возьмет себя в руки…
Прекрати!— проревел Роланд у него в голове. Так громко, что Эдди невольно поморщился (а Кол, приняв эту гримасу боли и изумления за очередную стадию Наркоманской Чесотки, снова расплылся в улыбке).— Прекрати! Тебе нужен контроль над собой, я его тебе обеспечу!
Ты не понимаешь! Он мой брат! Мой гребаный брат! Балазар забрал моего брата!
Ты так говоришь, будто я никогда этого слова не слышал. Ты за него боишься?
Да! Боже мой, да!
Тогда делай то, что они ждут от тебя. Кричи. Ной и проси. Проси эту твою дозу. Я уверен, они этого ждали и у них с собой есть. Делай все это, чтобы они не усомнились в тебе, и тогда ты уже можешь не сомневаться в том, что твои опасения подтвердятся.
Я не понимаю, о чем ты…
Если ты сейчас перед ними наложишь в штаны, тогда они точно прибьют твоего драгоценного братца. Ты этого хочешь?
Ладно. Я буду крутым. Может быть, это звучит по-дурацки, но я буду крутым.
Ты это так называешь? Ладно. Тогда будь крутым.
