По центру проспект рассекал бетонный барьер в качестве разделительной полосы. Пересечь улицу преследователи не смогут, даже если вырвутся на проезжую часть поперек движения, для этого им придется проехать лишних двести метров до ближайшей развилки, где перегородка обрывалась. Не теряя времени, он поспешил в спасительный подземный переход. Возможно, он успеет скрыться в переходе еще до их появления и сбить их с толку.
Уже сбегая вниз по лестнице, он поставил себя на место Паши и сообразил, что, кроме перехода, на этом отрезке пустой улицы ему просто некуда больше было исчезнуть. В подтверждение тоннель за его спиной вскоре наполнился шумом. Пашина команда не искала легких путей. Мотоциклы съезжали вслед за ним прямо по ступенькам. Невыносимый вой, стоявший в ушах, как будто дюжина ржавых бензопил пели каждая свою песню, кто в лес, кто по дрова, начинал действовать на нервы.
Расстояние между ними стремительно сокращалось, но ему снова удалось вырваться вперед на ступеньках. Тормозя в конце тоннеля, все тот же недотепа на «Урале» развернулся боком и боком же долбанулся в «Пироги да слойки». Ларек взорвался битым стеклом. Пытаясь объехать позор байкерского клуба, следующий мотоцикл пропорол колесо острым осколком, успел выскочить на ступеньки, но потерял управление и скатился обратно поперек дороги. Создавалась пробка.
Оказавшись на улице, Женя увидел, что часть команды во главе с Пашей все же рванули в объезд и разворачивались на перекрестке; Паша, снова впереди всех, уже набирал скорость. Женя свернул за угол. В боковой улице, мигая тормозными фарами и с предупредительным писком, огромная фура для перевозки мебели пыталась въехать задом в узкий переулок. Задыхаясь и преодолевая боль в правом боку, он успел свернуть в переулок, пока фура не загородила проход, и снова выиграл время.
Он начал было входить во вкус. Пока ноги неслись вперед на автомате, мозг сам находил решения, лазейки, ловушки и препятствия для преследователей, как компьютер последнего слова на дозе метамфетамина, сканируя городской ландшафт, выхватывая объекты, выдавая маршруты. Мощная машина, легко развивавшая на шоссе скорость, превышающую в разы его максимальную, оказывалась в невыгодном положении в путаном городском лабиринте проходных и непроходимых дворов, заборов, тупиков, канав, пешеходных мостиков и гор строительного мусора. Он мог бы бесконечно водить за нос Пашу и его верных вассалов, если бы не одно «но». В отличие от Пашиного «Харлея», он не имел возможности заправить бензином колотящееся сердце, смазать маслом легкие, горевшие в груди, словно их терли крупным наждаком, или подкачать воздуха в одеревеневшие ноги, отказывавшиеся пружинить.
Несколько раз он пытался прорваться к станции метро, хотя подозревал, что за ним ринутся и туда, и он окажется в подземной западне; в любом случае, его все время отсекали. Забегать в круглосуточный магазин не имело смысла, его выволокли бы оттуда, а продавец и не подумал бы противостоять байкерам. Он удалялся все дальше от дома, но это было не важно: у Раисы был ключ, в собственной квартире не укрыться. Милиция на пути не попадалась, и после сегодняшнего двухчасового заключения в обезьяннике он сомневался, что на них стоит рассчитывать. Улучив момент, он ухитрился на бегу набрать номер Николая. Автоответчик сообщил ему раздраженным голосом начальника, что если звонок служебный, то капитан Чепурко будет в отделении с девяти утра.
Полтора десятка фар светили ему в лицо, выстроившись в ряд под урчание моторов, как расстрельная команда. И, как приговоренный к расстрелу, он прижался спиной к трехметровой бетонной ограде, крепостной стене какого-то частного учреждения. Сродни стае волков, окружившей дичь, они не спешили нападать. Женя читал в детской энциклопедии, что волки чаще всего не атакуют зверя, который не бежит, хотя могут продержать его в осаде много часов и даже дней, ожидая, когда животное не выдержит и сорвется с места. Он простоял бы здесь до утра, если бы не знал, что имеет дело с хищником опаснее волка. Ему не дадут отдышаться. А слепившие его желтые зрачки электрических глаз мешали рассмотреть окрестности. Он не мог больше бежать и не знал куда.
Его схватили за руку и потащили, быстро. Он споткнулся, но кто-то второй крепко потянул его за пуловер и поставил на ноги. Рывок, и он вдруг оказался над землей в сидячем положении; ботинки болтались в пустоте.
– Держись! – услышал он сквозь шум заново разозлившихся моторов; его запястья потянули вперед и заставили обнять талию светловолосой девушки в вязаной шапочке. – Пошла, пошла, хорошая!
На повороте подкова выбила искры из асфальта. Женя зажмурился и открыл один глаз только тогда, когда почувствовал, что земля под ним резко накренилась. Гнедая лошадь легко взбиралась по наклонной полосе цемента.
– С каких это пор орки орков гоняют? Никогда такого не видела, – сказала девушка в шапочке спокойно и непринужденно. Жене показалось, что эти слова она произнесла уже в полете, когда гнедая лошадь оттолкнулась и взмыла в воздух, описывая грациозную дугу над острыми пиками чугунного забора. Время плавно затормозилось, и вместе с ним, чуть правее, застыла над забором вторая наездница на белом скакуне, лихо и по-ведьмински закинув голову назад и полоща длинную косу в лунном свете. Магический миг длился вечность; Женя стиснул коленями бока лошади что было сил.
Когда две пары передних копыт одновременно ухнули по сырой земле Екатерининского парка, Женя был уверен, что оказался в заколдованном лесу, где-то по ту сторону всего.
Девушку в шапочке звали Инга. Она отвечала на Женины вопросы односложно и сдержанно, а чаще вообще не отвечала. Ее смешливая подруга Галя, несколькими годами моложе, оказалась дружелюбнее и даже поведала ему, что друзья из конного клуба величают их сплоченную парочку ИнГаляция, но Инга стрельнула в нее хмурым взглядом, и Галя утихомирилась, примолкла и теребила светлую косу.
– Слезай, приехали.
Женя сполз с крупа гнедой. Над ним возвышался недостроенный комплекс высотных офисных зданий, по задумке архитектора окружавших недоделанный торговый центр. В темноте одного из этажей рябили сварочные фейерверки. Стройка продолжалась круглосуточно. Женя открыл рот, но его перебили.
– Благодарностей не надо, – сказала Инга жестко. – Одна знакомая попросила за тобой присмотреть. Приказала даже… можно сказать. Вот и все. К чему – почему, не знаю и знать не хочу. И никому не смей рассказывать.
И снова, как на троллейбусной остановке с Катей, в нем закипела, вздымаясь, неведомо из каких глубин накатившая волна гнева и негодования. Инстинктивная ненависть к белокурым существам, за восемьсот лет вражды въевшаяся в его ДНК, вспыхнула, как сухой порох, давно не видавший искры.
