А теперь я и вовсе играю за другую сторону. Вроде бы.
Но у меня есть глаза, и я видела облезлые купола и разрушенные колокольни, заколоченные досками часовни. В моем городе их было много, мы привыкли к ним, как к фону нашей жизни, и никогда не думали, что однажды эти динозавры и пережитки, как тогда казалось, дремучего прошлого вольются в современную жизнь и останутся уже надолго. И в противовес всем этим храмам и монастырям окрестности Ярославля исчертит стежками, словно ребенок взял в руки карандаш, начеркал хаотично переплетающиеся линии поверх цветной карты. Не все стежки стали легальными, даже не все были заселены, но они были. Иногда я задумывалась, а нет ли прямой связи между этими оплотами веры и тайными ходами неверия? Если так думать, то по соседству, например, с Ватиканом, должен быть прямой спуск в ад.
Про Толгский монастырь я знала немного, но все же больше того, что можно почерпнуть из пары уроков краеведения и случайно выскочивших на портале новостей. Монастырь вырос буквально за год, по времени стежки, на левом берегу реки Волги на шесть километров выше по течению от центра города. Раньше, задолго до моего рождения, там была детская исправительная колония. Рядом — жилой рабочий поселок Толга, названный по реке Толгоболь, впадающей в этом месте в Волгу. Это я как раз узнала из выскакивающих так некстати объявлений о продаже домов на нашем портале.
На машине от нашего Юкова до Толги — километров пятьдесят, сперва по трассе М8, с нее налево на Юго-Западную окружную дорогу, которая фактически уже стала частью Ярославля, снова на М8, по Новому мосту, на тот, левый, берег реки Волги. Дальше я пару раз путалась в съездах. Сейчас, к примеру, нужен правый, хотя дальше дорога к монастырю забирает налево.
Можно сократить путь километров на восемь, если проехать через центр города, а не огибать его по окружной, и пересечь Волгу по Старому мосту. Но я всегда предпочитала не соваться на узкие и забитые машинами дороги, да и на бензине не экономила.
Если же в вас горел огонь веры, но не было автомобиля, вариантов было несколько. Самый простой — это сесть в порту на речной трамвай, и не спеша доехать прямо до места. Или общественным транспортом, четвертым троллейбусом, если мне не изменяет память, доехать в Брагино, выйти в Иванькове, это несколько кварталов между Тутаевским шоссе и правым берегом реки. Там от одноименной пристани каждый день ходит переправа, прямиком к монастырю.
Жаль, зимой река замерзает, а проверять коварство льда хватит смелости не каждому. В холодное время года надо сесть на двадцать первый автобус, отправляющийся с Красной площади, в каждом уважающем себя провинциальном городе есть Красная площадь, доехать до Песочного, там вас ждет двухкилометровая пешая прогулка до обители.
Полагаю, я знаю несколько больше, чем случайный человек, не интересующийся православными святынями, и тем не менее это так. Причина проста: в Иванькове есть стежка и переход в нашу тили-мили-тряндию на правом берегу — почти напротив стен монастыря на левом. Стежка относится к заброшенным. Раньше там было село, но то ли близость разрастающегося города, то ли еще какие причины заставили чертей, ведьмаков и вурдалаков покинуть поселок, так и не ставший легальным. По слухам, именно оттуда перебрался в наше Юково Константин. Покинутая жителями стежка — на одной стороне реки, и православный монастырь — на другой, кто-нибудь скажет, что это символично. Возможно.
Я не была на всех окрестных переходах, но о расположении и о путях, ведущих туда и обратно, знала. Есть вещи, знать которые необходимо.
Машину я оставила на обочине метров за двести до монастыря. Стоянка была забита, у стен разворачивались белобокие автобусы, предварительно выпустив из своего нутра людское море. Крестящиеся женщины в платках и длинных юбках — я посмотрела на свои белые бриджи и вздохнула, и, главное, с собой ничего такого, что могло бы сойти за головной убор, мужчины в светлых рубахах и с фотоаппаратами, дети с усталыми лицами: кого-то уже разморило от жары, и он уснул на руках у родителей, а кто-то капризничал и оглашал округу истошным ревом. Солнце, пот, крики, гомон толпы и рёв моторов. Не такого я ожидала от монастыря и даже придумывала предлог повесомее, чтобы проникнуть на территорию. Но темно-зеленые ворота были распахнуты настежь, беспрестанно впуская и выпуская группы людей.
— Рождество крестителя Иоанна.
Я обернулась, меня нагонял Веник.
— Что?
— Праздник у них сегодня, — пояснил сосед, замедляя шаг, — торжественное богослужение, плюс экскурсионные группы. А деревенские, — мужчина махнул рукой, — торговлю устроили.
Вдоль дороги на импровизированных прилавках в основной массе на старых ящиках люди торговали всякой всячиной: молоко и творог, мед и овощи, мясо и рыба, даже холодильник с мороженым и напитками стоял, правда, ближе к монастырским стенам, туда и была самая большая очередь, святыни святынями, а пить хотелось всем.
— Старик сказал, где его амулеты? — Веник остановился.
— Примерно где-то здесь. — Я развела руками.
— Жаль. — Судя по голосу падальщика, ему было плевать и удовольствия от поручения он не испытывал, скорее, отбывал повинность. Интересно, за что? — Что ищем?
Я достала из сумки цветные фотографии. Семеныч оказался не только не чужд техническому прогрессу, но на редкость предусмотрительным. Три крупных снимка. Темный бархат фона. Три предмета: кулон, гребень и кольцо. Три артефакта.
«Медальон матери» — это обобщающее название, раскрывающее назначение предмета, а не его форму. Им может быть предмет, по сути своей медальоном не являющийся, — любая вещь, годная к постоянной носке на теле и длительному контакту с кожей, будь то украшение, заколка, очки, сгодились бы и часы, если бы между магией и механизмом не было своих особых отношений, а вот сломанные годятся, наверное.
Капля кулона с голубым камнем в центре и изящными завитушками, выполненными из красноватого золота низкой пробы, даже на фото выглядела древней. Матовый костяной гребень с симметричными желобами узора по краю и россыпью прозрачных мелких камушков был поновее, это тысячелетие, по крайней мере. Золотое массивное кольцо с дымчато-коричневым камнем напоминало гербовый перстень какого-нибудь рыцаря, до того было толстым, массивным и грубоватым.
От каждой вещи веяло стариной. Камни — обычные самоцветы, не стекляшки, но и не драгоценные. Думаю, каждую из этих вещей можно сбыть коллекционеру за неплохие деньги. Колдовская же составляющая превращала коллекционные вещи в артефакты, разом поднимая их стоимость раза в три.
