— Так он… так он… умер? — глухим голосом произнес Уилл.
— Да, уже два года как, — хрипло ответила Марта, не поднимая глаз. Тем временем Бартлби подкрался к статуе и приподнял заднюю лапу. Уилл и Честер в ужасе уставились на него, сознавая, что собирается сделать кот. Бартлби заметил повышенное внимание к себе и на мгновение задумался, но потом фыркнул и задрал лапу выше. Уилл понял, что надо что-то сделать, пока не случилось непоправимое.
— Барт! Фу! — зашептал он, бешено жестикулируя из-за спины Марты.
Кот понял, чего от него хотят. Сердито глянув на хозяина, он опустил лапу и потрусил за хижину. Марта, по-видимому, ничего не заметила. Уилл почувствовал, что молчание слишком затянулось, и обратился к ней:
— Это вы сделали ангела?
— Нет, он с корабля… Это была фигура на носу. Но я вырезала ему другое лицо… чтобы было похоже на моего мальчика… — отстраненно сказала женщина и почесала затылок. — Я выбрала это место, потому что тут, у стены, — она направила свет фонаря на землю за спиной ангела, — другие могилы. Натаниэль считал, что там похоронены те, кто построил хижину.
Марта развернулась, как будто высказала все, что хотела, и собралась идти в дом. Вдруг она застыла на месте и снова заговорила:
— Вот еще что. Натаниэль тогда свалился в расщелину и сломал несколько ребер. Тут же набежали пауки, много пауков. Они чуют раненых и слабых. Они набросились на него.
Женщина посмотрела на Уилла, потом на Честера.
— У Натаниэля с собой было очень мало огненного аниса, но все-таки он убежал от пауков и добрался до дома. — Она помолчала несколько секунд и продолжила: — Я знаю, как лечить раны… и многие болезни тоже. В Глубоких Пещерах приходится быстро учиться, — нахмурилась Марта. — Ребра у Натаниэля быстро срослись, он пошел на поправку, но вдруг… вдруг у него началась лихорадка. Очень тяжелая. Я старалась помочь ему, как могла. — Она прерывисто вздохнула, теребя свою юбку грязными пальцами. — Так все и кончилось. Ему было девятнадцать лет. Мое единственное дитя угасло у меня на глазах.
— Сочувствую вам, — пробормотал Честер.
Марта поджала губы, словно сдерживала слезы, и снова повисла тишина. Уиллу хотелось как-то утешить ее, но он не мог подобрать слова. Наконец женщина совладала с чувствами и сказала ровным голосом:
— Натаниэль был старше твоего друга и к тому же силен как бык, но здесь в воздухе есть что-то дурное. Оно, как пауки, ждет, пока человек ослабнет, и тогда нападает. Это оно погубило моего сына, и я надеюсь только, что с вашей девочкой такого не случится.
* * *
— Так, подожди. Ты с самого начала была стигийкой. Я все правильно понимаю? — спросил доктор Берроуз у Ребекки, сидевшей напротив.
— Я родилась стигийкой. Фтигийцем нельфя фтать! — ответила девочка, теряя терпение.
— Ты опять шепелявишь. Что случи… — начал доктор.
Ребекка его перебила.
— Сломала несколько зубов, когда падала в Пору, — очень отчетливо произнесла она, старательно выговаривая свистящие звуки. — А спрыгнула вниз я потому, что хотела помочь тебе.
Доктор помолчал, с легким недоверием разглядывая девочку.
— Значит, ты родилась стигийкой, а Уилл — колонистом… — Он снял очки и потер переносицу. — Но ты… он… ты же… а он… — залопотал доктор Берроуз, путаясь в словах. Наконец он надел очки, и его мысли тут же, как по волшебству, снова стали четкими. — Как же тогда получилось, что мы усыновили вас обоих?
— Случайно. Когда вы с мамой взяли Уилла, стигийская Паноплия постановила, что кто-то должен за ним присматривать. Жребий пал на меня, — объяснила Ребекка и криво улыбнулась ему. — А ты фем-то недоволен?
— Честно говоря, недоволен… Я считаю, что нас должны были поставить в известность, — пробурчал доктор.
Девочка ехидно усмехнулась.
— Вы сами не сказали ни Уиллу, ни мне, что усыновили нас, — парировала она. Ее забавляла эта игра. — Тебе не кажется, что мы имели право знать?
— Это совсем другое дело. Ты, выходит, и так знала, что ты нам не родная, но в любом случае мы с мамой собирались все рассказать вам в свое время, — ответил доктор Берроуз. Он нахмурился и принялся изучать обломанный ноготь на пальце, осмысливая то, что узнал.
Ребекка сообщила ему столько, сколько посчитала нужным, но отнюдь не всю правду и уж точно не собиралась говорить, что у нее есть сестра-близнец.
— Как-то это странно, — сказал наконец доктор, щурясь сквозь погнутые очки на невозмутимого Граничника, маячившего за спиной девочки. — Мы все сделали как полагается, обращались куда надо, так что я совершенно не понимаю, как нам досталась еще и ты.
— Ты так говоришь, будто не ребенка усыновлял, а покупал вторую машину.
— Не придирайся к словам, Ребекка. И ты неправа, — раздраженно ответил доктор Берроуз. — Я просто не понимаю, как это так получилось.
— А меня совершенно не волнует, «как это так получилось», — заметила девочка скучающим тоном. — У нас нашлись друзья в агентстве по усыновлению. У нас везде есть друзья.
— Но у меня такое ощущение, как будто нас обманули… понимаешь, как будто нас с мамой обвели вокруг пальца, — сказал доктор и решительно добавил: — А мне это не нравится.
— Полагаю, тебе и мой народ не нравится, — произнесла Ребекка.
— Твой народ?.. — начал доктор Берроуз. От него не укрылась холодность в голосе дочери.
— Да, мой народ. Разве с тобой плохо обходились в Колонии? Хочешь сказать, ты не одобряешь стигийские методы?
Ребекка начинала сердиться, и Граничник у нее за спиной встрепенулся.
Доктор Берроуз всплеснул руками.
— Нет-нет, я вовсе не это имел в виду. И вообще, не мне судить. Мое дело — наблюдать и записывать, я ни во что не вмешиваюсь.
Ребекка зевнула, встала и отряхнула брюки.
— Ты мой приемный отец, но ты говоришь, что ни во что не вмешиваешься. Как же это? — поинтересовалась она уже спокойным тоном. Настроение девочки изменилось мгновенно, как будто сердилась она только для вида.
Доктор Берроуз открыл рот, но не знал, что ответить. Он и так не всегда понимал, что происходит вокруг, а теперь был в совершенном замешательстве. Ребекка, которую он еще недавно считал малышкой, оказалась загадочным и опасным человеком, и доктор, хоть и не отдавал себе в этом отчета, боялся ее. Особенно в те моменты, когда стигийский солдат смотрел на него из полумрака своими ледяными глазами — глазами убийцы.
— Ну что, папочка, — сказала Ребекка, произнеся ласковое слово таким тоном, словно не питала никакого уважения к тому, кого так называла. — Я, прямо как в старые добрые времена, позаботилась о том, чтобы ты поел, и вижу, что ты пришел в себя. А теперь расскажи мне, что это такое, — потребовала она, вынимая из-за пазухи каменные таблички. Доктор Берроуз тут же схватился за карман брюк и обнаружил, что там ничего нет. — Судя по всему, здесь что-то вроде карты. Именно это нам сейчас и нужно, — сказала девочка. — Ты придумаешь, как нам выбраться отсюда, а мы тебе поможем.
