Какая ирония, однако. Я поднимаю голову и вижу храм Божественного Августа и Рима. Статуя принцепса из темной бронзы. Молодой человек с тонкими чертами лица смотрит куда-то над моей головой.
Я хмыкаю. Да уж, как я сразу не понял. У желтоволосого не было правой кисти. В отличие от кадурков, которые лишились обеих рук, этот сохранил одну. В общем, найти его будет просто…
Хм-м. Я смотрю на царя херусков. Арминий невозмутим, меч в ножнах, на руках – наградные браслеты за храбрость в бою. Красавец и умница.
…Хотя, если Арминий рубит кисти соплеменникам достаточно часто, задача моя несколько усложнится.
* * *
Начинает темнеть. У Водяных ворот Ализона дует ветер, завывает в узких переулках. Над входом в таверну покачивается вывеска. Там синяя рыба держит в плавниках зубочистку с наколотой на нее свиньей. Свинья розовая и счастливая, рыба грустная и, кажется, давно уже сдохла. Вывеска покрыта толстым слоем копоти.
Надпись на латыни гласит: «СЧАСТЛИВАЯ РЫБА».
Мирца, кухонная рабыня, некоторое время смотрит на нее, вздыхает. Подходит к сточной канаве и вываливает туда ведро с отбросами. Вонь от канавы такая, что слезятся глаза. Рыба, думает Мирца, наверное, потому и грустная – она знает, чем здесь кормят. Так что вывеска – это скорее надгробие.
В общем, заходите, будем рады.
Мирца отряхивает пальцы, берет ведро. Пора возвращаться. В дым, пыль, чад и липкое пространство таверны, перечеркнутое похотливыми руками. «Опять на заднице будут синяки, – думает Мирца. – Как мне все это надоело».
В этой таверне бывают солдаты вспомогательных когорт и легионеры, варвары и римляне, калеки и попрошайки, рабы и всякий сброд. Германцы здесь частые гости. Высокие, длинноволосые, с громким смехом.
Для Мирцы, приехавшей вслед за хозяином из Италии, эти люди – тоже варвары.
А для варваров она – женщина. Хотя, возможно, они в этом сомневаются, потому что постоянно пытаются ее ощупать. Мирцу передергивает. Чтоб вы все провалились. Ей всего двадцать три (или двадцать четыре?), а она уже залапана на двести лет вперед.
В таверне дым и чад, воняет гарью, а столы стоят так плотно, что, чтобы проскочить между ними (и руками, да), нужно приложить недюжинные усилия. Вонь жареного мяса и каши, резкий запах пива и…
– Твой пришел, – шепчет Фера, еще раз толкает Мирцу локтем. – Не пропусти!
Мирца почти краснеет. В отличие от местного сброда, этот гем совсем другой.
Вот он идет. Высокий, плечистый, стройный. Кажется, у него талия тоньше, чем у любой из местных девушек. Двигается он лениво,
чуть расхлябанно, даже угловато. И если бы не шрамы, его можно было бы назвать красивым.
– Всем привет! – Он весело скалится.
…И если бы не рука. У гема нет правой кисти. Поэтому он приветствует присутствующих, помахав им обрубком. Некоторые воспринимают это как оскорбление. Варвару кричат: иди в задницу!
Мирца хмурится. Это тот страшный и веселый гем со шрамами на лице и изуродованной рукой. Когда он смотрит ей в лицо, внизу живота появляется слабость, между ног теплеет. Хочется сразу раздвинуть ноги и одновременно – убежать и спрятаться. Чтобы он никогда-никогда тебя не нашел.
Поэтому что у этого веселого гема на самом деле – два лица. Мирцу передергивает. Это правда. Мало кто это видит, но она… Она это видит, к сожалению.
Когда гем решает, как поступить, на мгновение – очень короткое мгновение! – на его лице проступают одновременно два разных выражения. Два человека. Один добрый, другой злой. Нет, не злой. Мирца думает, морщит нос. Не злой, а холодный. Пустой.
– Иди же, – шипит Фера над ухом. – Иди, сейчас уйдет!
Мирца упорно стоит. Гем улыбается, перебрасывается шутками с посетителями, хлопает кого-то по плечу здоровой рукой. Он весел и бодр. Показывает кому-то меч легионера – смотри, купил. Ему кричат: ладно, купил, – украл! Варвар смеется: точно, украл, откуда знаешь?
Чтобы не идти в его сторону, Мирца делает вид, что вытирает стол тряпкой. Посетитель взирает на нее в полном изумлении – видимо, при нем этого никто не делал.
Гем смотрит на нее. Мирца отворачивается, изображает, что страшно занята. Через несколько мгновений она краем глаза видит, как гем поднимается наверх, на второй этаж. Туда, где комнаты для развлечений…
– Ну и дура, – говорит Фера громко и уходит, проталкиваясь через посетителей.
Мирцу обвивает чья-то рука, она привычно шлепает по пальцам, мгновенно выкручивается из потных объятий, идет дальше. За спиной кричат что-то веселое.
Здесь гема зовут Тиуториг. Он варвар, который может тебя ударить и приласкать – в один и тот же миг. Но даже не это пугает в нем больше всего…
Мирца вспоминает.
Словно в варваре – два разных человека. Это как игра в «консула». Они сидят за столом. Один большой, другой маленький, один умный, другой не очень. Они бросают кости, чтобы определить, кто выиграл. И тот, у кого больше очков, встает и занимает место консула. Решение принято. И лицо веселого гема изменяется… Странно, что проигравший никогда не злится, а выигравший никогда не радуется. Вот это пугает.
Равнодушие. Вот что делает веселого гема таким опасным, думает Мирца. Равнодушие, а вовсе не злость. Она видела злых людей, много злых людей – и они другие.
– Мирца, тебя хозяин зовет! – кричат ей с кухни. – Живее давай!
Она вздыхает. Ну вот, только чуть задумаешься…
Когда она заходит туда, вытирая руки о передник, то первым делом видит перевернутый котел, на полу огромную лужу фасолевой похлебки. Лежат куски мяса. Пар поднимается от лужи, рядом толстая служанка воет. Вой не такой, как обычно, а нутряной, настоящий. Хозяин сидит на стуле, смотрит на свою руку, на ней мокрое полотенце. Наконец снимает его – Мирца отводит взгляд. На красной, обваренной руке вздулись пузыри. Взгляд хозяина спокоен – он смотрит на пузыри даже с некоторым интересом.
Рядом на огне кипит суп, от которого отчетливо несет рыбой.
– Иди, отнеси ты. – Хозяин морщится от боли. – Видишь, эта дура обварилась!
Мирца непонимающе переводит взгляд с него на толстую служанку.
– Что отнести?
– Поднос, глухня, – говорит хозяин. – И не смотри на меня так. Не смотри, сказал! У тебя глаз недобрый. Вон, дурынду эту сглазила…
– Я? – спрашивает Мирца, опустив руки. Опять про нее так говорят. Боги, за что?
– Ты меня сглазила! – кричит толстуха. – А-а-а!
От ее воплей болит голова.
– Ты, ты, – повторяет хозяин. Крупное, блестящее от пота лицо морщится. – Она дура, но говорит правду. Дурной у тебя глаз, Мирца. В общем, бери поднос и тащи наверх. Двенадцатая комната… Да не ори ты! – набрасывается хозяин на толстуху.
«Дурында» воет.
