Джонатан Стрэн - Драконы

Обо всем этом он и думал, когда кто-то вдруг накинул ему на голову мешок, кто-то другой ударил в живот, а третий сделал подсечку.

Все это напоминало какой-то фокус. Секунду назад он шел по шумной улице, дети возились в пыли, ремесленники спешили в свои мастерские, женщины высовывались из окон посплетничать или сидели на крыльце и лущили горох, — и вот восемь рук волокут его куда-то в полной темноте.

Он пытался вырваться, но не смог. На его крики, приглушенные мешковиной, не обращали внимания. Может, кто-нибудь и слышал его — за секунду до нападения на улице было довольно много народу, — но на помощь к нему не пришел никто.

Ему показалось, что прошло очень много времени, прежде чем его швырнули на землю. Он стал яростно освобождаться от мешка. Уилл лежал на каменистом дне старой шахты, к югу от деревни. По одной из осыпающихся стен полз цветущий виноград. Пели птицы. Поднявшись на ноги и окончательно стряхнув с себя мешок, он оказался лицом к лицу со своими похитителями.

Их было двенадцать, и одеты они были в зеленые рубашки.

Конечно, Уилл прекрасно знал их, как знал всех в деревне. Более того, в прежние времена все они были его друзьями. Если бы не его служба у Дракона, он, без сомнения, тоже примкнул бы к ним. Но теперь он был зол на них и прекрасно знал, что с ними сделает Дракон, попробуй они причинить вред его лейтенанту. Он будет впускать их внутрь себя, по одному, чтобы разрушить их сознание и поселить в их телах рак. Он расскажет первому из них во всех кошмарных подробностях, как тот умрет, и сделает все, чтобы одиннадцать остальных присутствовали при его смерти. Смерть будет следовать за смертью, оставшиеся будут наблюдать и предчувствовать, что произойдет с ними чуть позже. И последним умрет их главный — Безымянный.

Уилл прекрасно понимал ход мысли Дракона.

— Оставьте меня, — сказал он. — Ваша затея не приведет ни к чему хорошему и вашему делу не поможет.

Двое зеленорубашечников схватили его под руки и швырнули наземь перед Безымянным. Бывший друг Уилла опирался на деревянный костыль. Лицо его было искажено ненавистью, он смотрел на Уилла не мигая.

— Как мило с твоей стороны, что ты так заботишься о нашем деле, — сказал Безымянный. — Но вряд ли ты понимаешь, в чем заключается наше дело. А наше дело всего лишь вот в чем…

Он поднял руку и тут же быстро опустил ее, ударив Уилла по лицу. Что-то острое больно полоснуло по лбу и щеке.

— Льяндрисос, приказываю тебе умереть! — воскликнул Безымянный.

Зеленорубашечники, державшие Уилла за руки, отпустили его. Он отступил на шаг. Струйка чего-то теплого бежала по его лицу. Он дотронулся до лица рукой. Кровь.

Безымянный смотрел на него в упор. В руке он сжимал эльфийский камень, один из тех маленьких каменных наконечников, которые можно найти в поле после хорошего дождя. Уилл не знал, остались ли они от древних цивилизаций, или это обыкновенные камешки вдруг так переродились. Не знал он до сегодняшнего дня и о том, что если оцарапать таким наконечником человека и одновременно произнести его настоящее имя, то этот человек умрет. Но сильный запах озона, сопровождающий это смертельное волшебство, висел в воздухе, мелкие волоски на спине Уилла встали дыбом, в носу у него защекотало от жуткого сознания того, что едва не случилось непоправимое.

Потрясение на лице у Безымянного сменилось яростью. Он бросил наконечник на землю.

— Ты никогда не был моим другом! — гневно воскликнул он. — В ту ночь, когда мы смешали нашу кровь и обменялись истинными именами, ты солгал! Ты уже тогда был таким же подлым, как сейчас!

Это была правда. Уилл помнил то далекое время, когда они с Паком догребли на своих лодках до одного отдаленного острова на реке, наловили там рыбы, поджарили ее на углях, поймали черепаху и сварили из нее суп в ее собственном панцире. Это Паку пришло в голову поклясться в вечной дружбе, и Уилл, который мечтал иметь настоящего друга и знал, что Пак не поверит, что у него нет истинного имени, придумал его себе. Он был очень осторожен и предоставил своему другу первым назвать свое имя, так что потом он уже знал, что надо вздрогнуть и закатить глаза, когда называешь свое. Но ему было стыдно за свой обман, и он испытывал чувство вины всякий раз, как вспоминал об этом.

Даже сейчас.

Стоя на одной ноге, Безымянный выбросил свой костыль вперед и перехватил его за другой конец. Потом размахнулся и ударил Уилла по лицу.

Уилл упал.

Тут же набросились зеленорубашечники, стали бить и пинать его.

Уиллу на какой-то миг пришло в голову, что, если бы он сам пришел с ними, их было бы тринадцать — тринадцать человек, занятых одним делом. «Настоящий шабаш, — подумал он, — и я в роли наудачу выбранной жертвы, и жертвоприношение совершается при помощи пинков и тычков».

Потом не осталось ничего, кроме страдания и ярости, что росла в нем и выросла до таких размеров, что хоть она и не могла ослабить боль, но зато утопила в себе страх, который он испытал на секунду, когда понял, что сейчас умрет. Теперь он чувствовал только боль и удивление, вернее, огромное, поглощающее весь мир потрясение от того, что с ним может произойти нечто столь глубокое и значительное, как сама смерть. И еще примешивалось легкое недоумение: как это у Безымянного и его головорезов хватило сил довести придуманное для него наказание до самых ворот смерти и почти сделать решающий шаг за ворота. Ведь, в конце концов, они всего лишь мальчишки. Где они научились этому?

— По-моему, он мертв, — сказал голос.

Уилл подумал, что это, должно быть, Безымянный, но не был вполне уверен. В ушах у него звенело, а голос доносился очень-очень издалека.

И обутая в тяжелый ботинок нога напоследок ударила его по уже сломанным ребрам. Он судорожно втянул в себя воздух и еще больше сжался. Как несправедливо, что к той, и так уже невыносимой боли, что была, добавилась еще и эта!

— Вот, передай это своему Дракону, — произнес далекий голос, — если выживешь.

А потом — тишина. Наконец Уиллу удалось заставить себя открыть один глаз — другой заплыл — и убедиться, что он один. Выдался великолепный день, солнечный, но не жаркий. Над головой щебетали птицы. Нежный ветерок ерошил волосы.

Уилл поднялся и потащился обратно к Дракону, оставляя за собой кровавые следы и плача от ярости.

Поскольку Дракон не мог позволить войти ни одной из целительниц, Уилла врачевала одна девчушка, которой было велено высосать хвори из его тела, чтобы они перешли к ней. Он пытался остановить девушку, как только у него появились на это хоть какие-то силы, но Дракон пресек все попытки. Уиллу стало очень стыдно и тошно, когда он увидел, как девушка ковыляет прочь.