— Сударыня, пойдёмте! — от двери позвал Флокс.
— Вы ничего не забыли? — холодновато спросила девушка, убирая со лба друга непослушную чёлку.
— А?
— Браслеты.
— Ах, да! — с извиняющейся улыбкой. Ну, прям дряхлый склеротик, ядрёна ворона!
Картинный щелчок — и Флокс забрал распахнувшуюся колдовскую пакость.
Уже поднимаясь по лестнице, Алесса набралась духа задать вопрос: чувствовалось, что ответ будет неутешительным, и хотелось его оттянуть.
— Сколько он проспит?
— Часа три-четыре или чуть больше. Ночью я с ним ещё раз переговорю, а утром можете встречать.
— Я лучше здесь подожду.
— Это невозможно, — отчеканил Флокс таким тоном, что стало ясно: даже если застрять в дверях враспорку, вышвырнут заклинанием вместе с косяками.
«Главное — спо-кой-стви-е! — внушала себе Алесса, когда они зашли в кабинет. На вешалке болтался осиротевший Виллькин мундир. — Не взъяриться, не зарычать и не садануть колдунишку стулом по маковке! Хуже будет.»
Пока дознаватель изучал показания, художница разглядывала гравюрную сцену казни. На пятой минуте чуть не сползла под стол от хохота. Картинка оказалась обманкой: если смотреть в одну точку, не отрываясь, изображение менялось. Теперь мужик лихо отплясывал вприсядку, заложив руки за спину. За спиной росла берёза с кучерявой листвой, в траве валялась сброшенная в пылу и уже изрядно потоптанная шапка. «Скорбящие» махали платочками, складывали ладоши в звонком хлопке, а девицы-невесты кокетливо прятали мордашки на груди у старших.
Следователь оторвал от бумаг взгляд, исполненный священного ужаса, обернулся и окончательно сбледнул.
— Это — шедевр! — утираясь платочком, простонала свидетель. — Главное, реалистично так!
Флокс втянул голову в воротник. Ну точно — слизняк из капустного вилка!
— Давайте приступим? Чем раньше начнём, тем скорее вы уйдёте отсю… вернётесь во дворец.
— Давайте, — девушка с готовностью улыбнулась.
— Итак, в каких отношениях вы состоите с господином Винтерфеллом?
— В предбрачных.
— Их теперь так называют? — следователь хотел почесать напомаженную маковку, да раздумал. — А господин Винтерфелл утверждает, что в дружеских.
— Мы, науми, их так называем. Аватары называют иначе — дружескими.
Ищейка, подавшись вперёд, почти лёг грудью на стол. Глаза у него были умные, с хитрецой, и зелёные. Но не ясные и блестящие, как у Вилля, а цвета тины на пруду — неизвестно, какая гадость под ней таится.
— Скажите, госпожа Залесская, вы — действительно Тай-Линн Арвиэля?
— Я — науми, господин Флокс. Не аватар, — так же полушёпотом ответила Алесса, положив на стол ручки с шикарным перламутровым маникюром от придворной мастерицы и единственным колечком… украшавшим средний пальчик правой руки. С бриллиантом. Во дворце кольцо аватар предпочло оставить её безымянный палец и укатиться под шкаф, чтобы не выдать владелицу.
— Тогда скажите, почему в один день вы бросили всё — дом, любимую работу, друзей — чтобы отправиться за море?
— Я — кошка, господин Фло-окс! Я гуляю, когда хочу, и где захочу.
— Чтобы попасть на корабль, вы остригли волосы, переоделись мальчиком и…
— И что? Господин Флокс, я — девушка, если вы заметили, — Алесса поправила причёску. — Мы любим перемены.
— И поспели в Скадар как раз вовремя.
— Кошка ловит удачу на кончик хвоста. Мой хвост ещё при мне.
— И вам повезло увидеть атэ’сури Таннаис практически в объятьях вашего жениха? — иронично хмыкнул маг, плюхаясь обратно на спинку.
— Ах, так вы думаете, что они… — Алесса картинно прижала к губам кончики пальцев. — Вот негодяй! Уши ему надеру, уж будьте уверены!
— Э-э-э… — нижняя челюсть «слизняка-из-капусты» двинулась вправо-влево как на шарнирах.
— А если серьёзно, то мне всё равно. Давайте перейдём непосредственно к делу и закончим как можно скорее. Меня ждёт чай во дворце Его Величества.
— Ну, хорошо, — дознаватель сцепил руки в замок. — Вы и ваш друг обвиняете коллег Ковена в заговоре. А в частности, Геллеру Таннаис — блестящего мага, с которым мы сотрудничаем несколько десятков лет…
— Так эта дама даже не третьей свежести? О-о…
— Госпожа… Алесса, послушайте хоть вы. Хорошо, мы предъявим им обвинения в том, что по их вине погибли трое орканских посланников, двое — силль-миеллонских и четверо… ах, господин Шумор — предатель! Значит, его тоже должны нам выдать. Так вот, после гибели посольства атэ’сури Таннаис проводила на господине Винтерфелле незаконные опыты в подземной лаборатории десяти ярусов глубиной, а затем подселила в его тело огненного демона и перевезла к себе в особняк, где в течение недели преподавала ему этикет, — маг перевёл дыхание и беспомощно зашарил по столу. Свидетель услужливо подала кружевной платочек, коим труженик закона утёр хладный пот со лба и вернул обратно. — Благодарю. Затем Геллере Таннаис, повторюсь, блестящему магу и зрелой умной женщине, взбрело в голову полетать при луне на крылатом волке. Так они оказались в посольстве, где с полуночи до половины третьего утра вызывали мифический призрак Кровавой Эзоры. Вы не находите, что это немного…
— Странно…
— И я о том же!
— Странно, что вы нам не верите. Я тоже люблю полетать при луне, и за неимением метлы, использую подручное средство. А о любопытстве молодых демонов вы лучше меня знаете. Кстати, у Вилля долго не сходили синяки со спины, оставленные костлявой задницей…
— Алесса! — взвыл дознаватель. — У атэ’сури Таннаис достаточно врагов, которые могли скомпрометировать её! Господина Винтерфелла действительно похитили, но не она, а некто, надевший её личину!
— Кто, например?
— Этим мы и занимаемся — ищем!
— Вам нужно будет найти и её дочку.
— А вот это, сударыня, как раз одна из причин, по которой мы не можем считать Геллеру Таннаис виновной. У неё нет дочери. Увы, бедная женщина не может иметь детей.
— Как?!
— Жестокая ирония Судьбы… — Флокс печально вздохнул. — Блестящий зоомаг, создающий новые жизни, бесплодна.
— Почему?
— Эти тонкости мне неизвестны! — развёл руками следователь. — Но известно, что за пару лет до Алой Волны атэ’сури Таннаис приплывала в Равенну и обследовалась у господина Стайна. Это его вердикт.
Вердикт, верди-и-икт… «…и обжалованию не подлежит!» — вспомнила пантера насмешливый голос Вилля, в очередной раз намывающего сковороду, испоганенную сгоревшим по Алессиной вине блином.
— А вердикт не мог быть ошибочным?
