И недовольно сдвинул брови.
Кивнула, внутренне поежившись — понятно, почему он так со мной носился, я для него и правда как Лялька. Воспоминания о сестре заставили вспомнить и причину, по которой не могу больше жить дома.
— Валгус?
Я помедлила с вопросом, опасаясь услышать в ответ страшное.
— Что? — улыбнулся юноша и ласково погладил кончиками пальцев мою шею.
— Я опасна для людей, а для….тебя? Тоже?
— А разве сама не чувствуешь?
Улыбка так и не исчезла со счастливого лица. Похоже, он и секунды не сомневался в ответе.
— Нет! Я о другом. Мы тянем чужую жизнь… Я не хочу, чтобы ты… пострадал.
Валгус затрясся от смеха:
— Глупенькая! Ну конечно ты для меня не опасна! — снова стал серьезным. — И ты меня не бойся. Я не причиню тебе вреда.
Взгляд парня стал грустным:
— Хотя уже успел навредить. Как ты рассталась со стаей?
— Меня отпустили, — сказала почти правду.
— Не верю, — невесело хмыкнул юноша. — Они не могли тебя отпустить ко мне.
— Не к тебе. Нет.
Упираться не имело смысла. Теперь мы оба знали, насколько глубока пропасть между нашими народами.
— Просто отпустили. Они не знают, куда я пошла.
Мы замолчали, впервые осознав в полной мере, что натворили. И что еще натворим. Я поняла, что не только сама стала изгоем, но и… сделала им самого дорогого мне человека!
— Валгус? — ахнула. — Я должна уйти!
И кинулась бы к дверям, проклиная себя за безрассудство и глупость, если б мне дали.
— Нет! Не глупи! — рыкнул Валгус.
Гнев исказил красивое лицо, но через мгновение оно снова осветилось нежностью:
— Помнишь, что я тебе говорил? Неважно кто мы… Я не расстанусь с тобой. Даже если весь мир будет против нас.
А он и так против нас. Я знала это. Да и Валгус тоже знал.
Юноша улыбнулся:
— Выход есть всегда. Надо только хорошенько подумать.
Улыбка сама растянула губы: мне только что вернули фразу, которую я твердила, пытаясь вырваться из ельника.
Валгус прав. Выход есть всегда. Не может не быть!
Валгус уловил мой настрой и улыбнулся, а потом, словно разглядев что-то новое, нахмурился, зарылся пальцами в свои волосы на макушке и выдохнул:
— Ну и дурак я! Ты же голодная. И уставшая.
Пожала плечами в ответ. О еде не думалось, а заснуть я бы сейчас все равно не смогла, хотя мышцы и гудели от долгого бега.
— Все нормально, не беспокойся. Расскажи лучше, что случилось за это время.
Юноша отрицательно качнул головой, осторожно поцеловал меня в веки и сказал:
— У тебя круги под глазами. И щеки провалились. Так не пойдет! Сейчас что-нибудь сообразим. А пока будешь есть, я поделюсь всем, что знаю.
Пока закипал чайник, больше похожий из-за синей подсветки на летающую тарелку, мой друг готовил сэндвичи.
Я втянула запах свежей ветчины, хлеба и поняла насколько проголодалась. Вот только вместо свежих листьев салата предпочтительней был бы второй слой копченого мяса. Большого труда стоило сдержать себя и не наброситься на еду, поэтому назло аппетиту я откусила маленький кусочек, тщательно его прожевала и задала первый вопрос. Который больше всего сейчас интересовал.
— Как моя мама?
Валгус нахмурился и посмотрел на меня внимательным взглядом, словно решая, сколько правды можно сказать.
— Валгус… — выдавила я.
Голос от переживаний сразу сел, и друг поспешил меня успокоить.
— Все нормально, не волнуйся. К ней приходили пс… твои родичи. Они убедили ее, что с тобой все хорошо. Так что в милицию не заявили. Твоя мама даже собиралась забрать документы из школы, но я… уговорил подождать.
Я качнула головой, бездумно откусив еще один кусок.
Мои родичи умели убеждать, уговаривать, пугать собеседников. Наши враги поступали еще проще — они владели тем, что люди называют гипнозом.
По телу пробежала волна дрожи — это дрогнула одна из дверей.
Нет! Я не из стаи! Я сама по себе. Мне нет дела до того, что случилось триста лет тому назад! И это не враг.
Когда я снова взглянула на Валгуса, в глазах не осталось ничего от чувств, терзавших мгновение тому назад душу.
— Спасибо!
Валгус улыбнулся, сел рядом и шутливо дернул меня за волосы, стянутые в хвост:
— Я надеялся…. Нет, я верил, что ты вернешься.
Мне стало грустно:
— Врун, я помню, как ты смотрел на меня в лесу.
— Я все равно верил, — твердо сказал парень, — иначе уехал бы.
Есть расхотелось, и я потянулась к юноше.
— Ну нет, — рассмеялся Валгус, — такому большому волку одного бутерброда недостаточно. Жуй, давай! А я тебе еще что-нибудь расскажу.
Я схватила второй сэндвич, куснула его и все-таки не удержалась от вопроса. Глупого, конечно. И самого незначительного из всех, что крутились в моей голове.
— А что нового в школе?
Валгус только плечами пожал: — Не знаю. Не ходил. — Вздохнул: — Мне хватало других забот. Я не сразу сообразил, что случилось, искал тебя вслепую. А псо… твои сородичи хорошо умеют заметать следы.
Уже второй раз напряженные губы Валгуса спотыкались о какое-то слово.
— Как ты нас называешь?
У юноши дрогнули брови:
— Не тебя. Прости, это всего лишь привычка.
— А все-таки?
Любопытства мне не занимать.
— Дичок, я не хотел тебя обидеть. Просто мое племя так привыкло. Так… твой народ зовут уже не одну тысячу лет.
— Как?
— Псоглавые.
Я растерянно моргнула — вспомнился сухой голос училки по истории.
— Ну да, когда-то вы не особо скрывали свои тайны от людей. Вас было больше, и вы никого не боялись. И нас было больше.
Я вздрогнула — все изменилось. Никто не знает, с чего началось, в памяти лишь последствия первой ссоры. От которых наши народы не могут оправиться вот уже много веков.
Почему "псоглавые" я не спрашивала. Лучшие из нас были способны на частичную трансформацию. Те, кто мог контролировать даже биение собственного сердца. Они становились вождями семей. Я потомок одного из них. Непутевая правнучка, потерявшая от любви разум, поступки которой грозят всем ее близким бедой.
Я отложила в сторону бутерброд и сжала кулаки, пытаясь не удариться в запоздалую панику:
— Валгус, что с нами теперь будет?
— Не переживай, что-нибудь придумаю! — тотчас отреагировал юноша.
На красивом лице никаких чувств, кроме спокойствия, и я, глядя на эту невозмутимость, тоже перестала дрожать. Мне даже в голову не пришло задуматься, как следует. А может, это сказались усталость и пережитый стресс.
***
Валгус уступил мне свою кровать, постелив себе на диване. Юноша мог с комфортом устроиться в спальне родителей, но выбрал место, откуда мог видеть меня.
