Ее мучил вопрос: остались ли они любовниками и теперь? Могут ли они остаться любовниками в нынешнем окружении? Женщины поглядывали на нее. Позволила ли она себе стать супругой Релкина, а если так, собираются ли они завести детей? И как она могла позволить развиться таким отношениям с бесхвостым?
Мысли эти поднимали новые вопросы, основные вопросы племенной морали. Является ли любовь между Лумби и бесхвостым табу? А если нет, как она должна проявляться в соответствии с принятыми моральными нормами? Эти вопросы лишали покоя. А бедный Омми, который всегда был неравнодушен к Лумби, теперь замкнулся во все возрастающей ревности и злобе. Девушка могла прочесть их в его глазах.
Среди них не было шамана, который мог бы наставить ее на путь истинный. Никто не мог сказать, как правильно вести себя в этой ситуации, а ведь среди взрослых мужчин уже зреет сильное предубеждение против Релкина. Те же мысли беспокоили и старых женщин. Все бесхвостые плохи, как работорговцы. Они должны быть плохими. Работорговцы – бесхвосты. Следовательно, молодой бесхвостый может быть только плохим.
В результате этого давления Лумби начала чувствовать себя стесненно в присутствии Релкина. Теперь она боялась даже разговаривать с ним. Конечно, это было глупо, но под взглядами, сопровождавшими ее, она просто физически ощущала, как ворочаются в умах арду неприязненные мысли.
– Добро пожаловать к огню, – формально приветствовала она любовника, как будто Релкин был путником, только что явившимся с охотничьей тропы.
– Благодарю тебя, – ответил он ей автоматически. Он тоже ощущал давление соплеменников Лумби и предоставил девушке поступать, как она считает нужным.
Релкин не первый раз оказывался в подобной ситуации. Он попадал в нее, как порой казалось, всю жизнь. Он был каким-то вечным отщепенцем. Как-то в древнем Урдхе его обозвали «зверским варваром с разумом обезьяны» за то, что он позволил себе испытывать любовь к принцессе{3} этой сказочной страны. И даже теперь, когда он прилагал столько усилий, чтобы вернуться в земли клана Ваттель к своей нареченной невесте Эйлсе, дочери Ранара, он твердо знал, что появление его многих разочарует. Релкин начинал подозревать, что в мире существует предубеждение против сирот-драконопасов.
Лумби опустила взгляд.
– Послушай, – сказал он тихонько, так, чтобы слышала только она, – я все понимаю. Не беспокойся, мы не опозорим тебя перед твоим народом.
Лумби взглянула на него с внезапным облегчением, а потом залилась краской смущения и снова потупила взгляд.
– Лумби чувствует печаль. Лумби совсем не нравится то, что получилось. Но они теперь так взволнованы. Думаю, они успокоятся. А пока нам нужно держать все в секрете.
– Да, – он печально пожал плечами, – и у нас много работы. Есть еще другие лагеря работорговцев, и нам надо успеть добраться до них и освободить людей, пока их не увезли вниз по реке.
– Вот, попробуй. – Она протянула юноше несколько поджаренных бобов, завернутых в сухие, пористые с одной стороны листья.
Релкину понравился их вкус – смесь орехов с чем-то сладковатым.
– Нам нужно научить людей обращаться с оружием. Сделать нужно многое, а времени совсем не так много, как хотелось бы.
Лумби кивнула в сторону группки взрослых мужчин:
– Нам нужно еще добиться их поддержки.
– Разве они не хотят освободить своих товарищей?
– Да, конечно, но они привыкли жить за чужой счет, а теперь захотят жить за твой счет. Да еще есть дракон. Для них он – говорящий пуджиш. И они с трудом могут в такое поверить. Кроме того, их заботит его положение. Он – лесной бог, но тогда почему он выглядит как пуджиш? Больше похож на демона, говорят некоторые.
Релкин пожевал губами. Собственно, ситуация не была для него неожиданной. Ни драконопасу, ни его дракону не приходится рассчитывать на людскую признательность, даже от тех, кого они только что спасли от постыдного рабства в южных городах.
– Подожди, пока нам придется вступить в бой. Держу пари, они узнают, чего он стоит.
Лумби уже приходилось видеть сверкающий клинок в руках Базила. Неистовство дракона не могло сравниться ни с чем, виденным ею раньше. Даже красно-коричневые пуджиш не могли устоять против Базила Хвостолома, вооруженного Экатором. Со временем люди все поймут, верила она. Вопрос был в том, как провести их через ближайшие трудности.
Между юношей и девушкой упала тень. Это был великан Омми. Лицо его свело судорогой. Он больше не мог сдерживать свои чувства.
– Ты говоришь на языке арду, – прорычал он, – почему ты говоришь с Лумби? О чем это вы так тихо говорите?
Лумби повернулась к Омми, бросив ему слова с вызовом, совсем не характерным для женщин арду:
– Релкин спас Лумби жизнь, Омми. Релкин много дней шел, чтобы прийти сюда и спасти тебя от рабства. Релкин заслужил почет и вежливое обращение от каждого из нас.
Омми выслушал все это, нервно облизывая губы и не отводя взгляда от Релкина. Релкин видел в его глазах ярость и вызов.
– Мы с Лумби друзья; поэтому я и разговариваю с ней.
Омми хмыкнул, опустил взгляд и заерзал на месте.
И тут подошел дядюшка Норвул. Он нес один из трофейных мечей.
– Я теперь многое понял, – объявил Норвул. – Тебя следует благодарить, Релкин, друг лесного бога.
Норвул приветственно взмахнул мечом.
– Когда мы дрались с работорговцами, мы очень слабо защищались. Они многих из нас убили. Они убили старого Панни, и Драма, и Ки-коку. Многих, многих убили они. Мы дрались дубинками и копьями, но у них были мечи и длинные копья. Нас победили. Мы ничего не могли сделать с ними. Теперь мы знаем почему.
Релкин пожал руку Норвула. Омми продолжал хмуриться.
– Нам нужно многое сделать, – сказал Релкин, – нам нужно работать вместе и драться вместе, командой. И нам нужно отыскать другие лагеря работорговцев. Полагаю, их найдется по одному на каждой лесной реке. Мы должны положить конец этому дьявольскому промыслу.
Глаза Норвула округлились, когда до него дошел смысл сказанного Релкином.
– Ты научишь нас драться, как работорговцы?
– Я покажу вам, как драться лучше, чем они.
– Звучит хорошо.
И только Омми остался недоволен.
ни остановились на высоком берегу, нависшем над рекой. Внизу, на мели, образованной осыпью камней, рос тростник. Уровень воды был еще очень низок – сказывался сухой сезон. Мужчины убили небольшое животное и теперь жарили. Женщины готовили салат из орехов, ягод и листьев.
