Волхв метнул на Калину быстрый взгляд, но ничего не сказал, вдвинул меч обратно в ножны и уложил обратно на кожу.
— Сто лет тому подобный меч носил Святослав Игорич, Князь-Барс, — всё так же тихо сказал Калина. — Это необычный меч.
— Вестимо, — так же тихо сказал волхв. Мечи богов простыми не бывают. Тысячи воев пойдут за обладателем этого меча, смерти не страшась, на стрелы и копья, под мечи и топоры. На них обоих, на волхва и воя вдруг снизошло что-то огромное и могучее, словно рядом с ними неслышно возник кто-то громадный, непредставимо сильный и мудрый, смотрел на них, слышал и ждал. А в таком присутствии не принято говорить громко. — Такое оружие сходит на землю редко. Откуда у тебя этот меч?
— От отца достался, — Калина говорил, с трудом находя верные слова. — А ему — от его отца.
— А ему?
— Я не знаю, — Калина вздохнул. — Дед никогда об этом не рассказывал. Тут тайна какая-то. Есть только вот это…
Сухая тонкопалая рука уронила на холстину перстень. Тонкая серебряная скань, искусно выделанная в виде волчьей головы с малюсенькими осколками рубинов в глазах.
Славимир слегка побледнел.
— Вижу я, владыко, тебе перстень этот ведом, — негромко сказал Калина.
— Да, — глухо произнёс волхв, протянул к перстню руку, но коснуться не решился. — Ведом. Не думал я, что хоть один ещё есть сейчас на земле…
— Это тоже… память из Святославлих времён.
— Как звали твоего деда? — внезапно спросил волхв.
— Некрас Волчар, — не задумываясь и не сомневаясь, ответил Калина. — Он осел в кривской земле восемь десятков лет тому. Такова была воля меча…
— Воля меча… — задумчиво протянул Славимир, ничуть не удивляясь. Конечно, меч непрост, он почти живой. У него есть своя собственная воля… — Твой дед жив?
— Нет, — Калина покачал головой. — Он погиб на Судоме.
Волхв задумчиво покивал.
— А отец?
— Он тоже умер. Двадцать лет как.
Волхв задумался.
— Наша семья — хранители, — продолжал Калина. — Мы не можем пользоваться мечом сами, мы должны передать этот меч достойному.
— И… — волхв почувствовал, что задыхается — он вдруг понял.
— Сегодня ночью мне было видение, — прошептал Калина.
Горы вздымались к низкому, свинцово-серому небу, упирались в него заснеженными пиками, высились непредставимыми громадами, навевая лёгкий страх и мысли о непредставимом величии.
В серых тучах мелькнули молнии, прокатился лёгкий рокот. Потянуло грозой — сыростью и огнём.
В клубящихся тучах проступил чей-то лик — сначала едва различимо, потом всё яснее — чуть прищурясь, на землю, на подножья гор, на оторопелого Калину сурово глядел могучий бритоголовый длинноусый муж.
— И что тебе было велено? — спросил поражённый волхв. Впрочем, чему дивиться — воля богов есть воля богов.
— Мечом должен владеть полоцкий князь Всеслав Брячиславич, — всё так же тихо, но твёрдо сказал Калина и опустил глаза.
Деревья расступились, и князь увидел святилище. А вместе с ним — и толпу вокруг холма.
Взлетел многоголосый торжественный крик. И тут же смолк.
Мало не вся витебская волость собралась к утру около храма. Всеслав невольно ахнул, но тут же понял — чем больше народу увидит то, что сегодня предстоит ему, тем лучше. Весть о том, что случилось в святилище, тонкими ручейками растечётся по всей кривской земле — не только по Витебской, Полоцкой и Минской волостям, но и в Смоленск, в Плесков… в Новгород. И искра надежды, ещё тлеющая в душах ревнителей родной веры, при этих вестях возгорится ярче…
Всеслав в полном молчании проехал к воротам святилища, ощущая на себе пристальные взгляды кривичей — мужиков и баб, детей и стариков, кметей и бояр, воев и даже холопов.
Славимир ждал в воротах — длинное одеяние из медвежьей шкуры со священной вышивкой, гроздья оберегов, священный шелом из медвежьего черепа с лосиными рогами. Резной посох рыбьего зуба, распущенные космы седых волос, пронзительный взгляд из-под косматых бровей.
Князь спешился.
Земно поклонился волхву.
— Гой еси, владыко.
— И тебе поздорову, княже Всеслав Брячиславич, — Славимир излучал величие. На миг князю показалось, сам Велес сейчас стоит перед ним. Только на миг.
Волхв чуть поворотился, открывая князю дорогу в святилище.
— Пожалуй, княже.
И снова толпа вокруг храма взорвалась торжествующими криками.
Небольшой — всего несколько сажен — двор святилища был пуст — народ толпился за оградой, не смея ступить на храмовую землю без особого дозволения. И только волхв да князь сейчас были на дворе святилища. Одни.
Волхв повёл косматой и рогатой головой — в этот миг он был как никогда похож на самого Велеса, такого, каким его резали мастера из дерева — могучий старец, воплощение звериной силы и мудрости, предвечной мощи Владыки Зверья. В его руках невесть откуда появился длинный свёрток кожи холстины.
Что это? — смятённо подумал Всеслав Брячиславич, но вслух спросить не успел — волхв протянул свёрток князю, легко, одной рукой — вторая занята посохом — держа на весу немаленькую тяжесть. Взгляд волхва, пронзительный и всезнающий встретился с взглядом князя. Да, княже, — молча сказал волхв, и Всеслав Брячиславич — князь! — молча склонил голову перед волхвом, медленно опустился на правое колено и протянул руки, принимая дар.
Под холстиной свёртка оказалась кожа. А под кожей…
Меч!
Толпа притихла — слышен был только неумолчный птичий гомон в лесу.
Всеслав осторожно потянул из ножен меч. Тускло блестели серебро и сталь, ласкала глаз кожа ножен и перевязи. И тут же душу князя наполнило ощущение силы.
Меч был непрост.
Очень непрост.
Князь медленно поднёс нагой клинок к губам, прикоснулся к благородной бурой стали.
И тогда невесть откуда пришло имя. Имя меча.
РАРОГ.
В храме было полутемно. Только плясали в полумраке языки пламени — от горящих на стенах храма факелов.
— Я не совсем понимаю, владыко, — встревоженно блестя глазами, говорил князь. — Я с пятнадцати лет знал, что я избран Велесом…
— Так, — кивнул космато-рогатой головой волхв — он и до сих пор был в священном убранстве. Кажется, предстояло ещё что-то.
— Но это же меч Перуна! — выкрикнул шёпотом Всеслав.
— Ну и что? — волхв пожал плечами, рога на его голове чуть колыхнулись. — В этом мече — правда богов. И, стало быть, она — с тобой. И потом — богам виднее.
Рядом с лавкой, на которой сидели волхв и князь, стоял прислонённый к стене посох Славимира. Князь невольно остановил на нём взгляд. Дуб украшала резьба — сплетались на нём змеи, становились птицами, щерились звериные морды, там и сям пестрели священные знаки.
