— Эй! — парень задрал голову высоко вверх и посмотрел на окна. — Какой урод бутылку кинул?
Он обвел взглядом фасад и продолжил тираду. Причем на этот раз текст был не слишком цензурным. Человек воспитанный покраснел бы даже от союзов и междометий, которые перебивали поток отборного мата.
Олег дернулся к окну. Игорь выставил руку, останавливая.
— Дай-ка я с ним поговорю, — попытался прорваться к подоконнику Олег.
— Не надо, — бородатый отстранил его и прикрыл окошко. — Пусть покричит. Это из него злоба выходит. Сейчас оторвется и станет мягким и пушистым. А начнешь с ним препираться опять дракой кончится.
Игорь сел обратно на диванчик, взял со столика бутылку пива и, свернув пробку, сделал пару жадных глотков.
— Ты пойми. Тот кто орет и в морду бьет — это конкретная сила. Действие, на которое требуется противодействие. А бутылку из окна мог кто угодно кинуть: старик семидесятилетний, ребенок, женщина беременная. Да хоть господь бог. И с кем ему воевать? Вот сейчас он ждет, что появится враг. А враг не появится. И ему придется либо забыть, либо задуматься.
— Такие думать не умеют, — огрызнулся Олег. — И ничего им не объяснишь.
— Ой ли. Ты послушай, музыки то больше не слышно.
Игорь снова присосался к горлышку и долго со смаком заглатывал холодное пиво. Наконец оторвался, оставив в бутылке меньше половины и довольно крякнул.
— Пить молодежь не умеет. Хочет, а не может. Слаба физически. И заняться ей нечем. Потому как слаба морально. Вот и получается то, что получается. Это не плохо и не хорошо. Это данность. В этом даже есть некая система, равновесие. Есть мирные жители, которые терпят все это безобразие, есть уроды, которые это безобразие устраивают. И есть отморозки, которые кидают в уродов бутылкой. Главное не переступать грань и не превращаться из отморозков в ублюдков. Кстати, потом на улицу пойдем, бутылки надо будет подобрать, в урну выкинуть.
Сознание возвращалось постепенно. Сначала Люда почувствовала, что может что-то чувствовать. Потом поняла, что сидит. Позже стало ясно, что сидит на стуле со связанными за спиной руками.
— Проснулась, — сообщил поскрипывающий женский голос. — Слышь, зверь, очухалась краса твоя.
Где-то рядом послышались легкие шаги.
— Да ладно, — фыркнул мужской голос. — Где она прочухалась? В отключке.
— Ты со мной еще препираться будешь? — проворчала старуха.
Мужской голос показался смутно знакомым. Где она его слышала? Смутность развеялась и в голове возникло воспоминание. Люда вздрогнула.
— Смотри-ка, и вправду очнулась. Придуривается.
Люда молча открыла глаза. Напротив нее на табуреточке сидела ветхая бабка. Сколько ей лет Люда не смогла бы сказать точно. Но явно много. Рядом с ней стоял мужичок в камуфляже.
— Отпустите меня, — попросила Люда. — Зачем я вам?
— Для дела, — пояснила старуха.
Мужичок ухватил крепкими пальцами за подбородок и повернул ее лицом к себе. От его взгляда стало страшно. Люда почувствовала себя маленькой девочкой в темном лесу, полном зверья. Огромного и зубастого.
— Как ты здесь оказалась? — спросил мужик.
— Вы ж меня сюда и приволокли, разве нет? — Люда почувствовала, что еще мгновение и разревется.
Деваться было некуда. Если мужика она еще могла попробовать охмурить чисто по-женски и попытаться выкрутиться, то присутствие старухи неопределенного возраста убивала такую возможность на корню. Бабке, напротив, можно было бы надавить на материнские чувства, но здесь мешал мужик. Круг замыкался.
— Дурочку не валяй, — покачал головой мужик. — Я не про квартиру, а про этот мир. Кто тебя сюда вытащил.
Люда не выдержала и все-таки заплакала.
— Я не понимаю о чем вы.
Мужик разжал пальцы. Подбородок саднило.
— Нет, — повернулся он к старухе. — Ничего она не помнит.
— Без тебя вижу, — проворчала старуха. — Оттащи ее с ковра.
Мужичок взялся за две ножки стул, поднял вместе с ней. Люда взвизгнула.
— Не ори, дура, — фыркнул мужик в лицо.
Стул опустился на другом конце комнаты. Теперь вся она была как на ладони. Люда со страхом и непониманием смотрела, как старуха сматывает в рулон ковер, что лежал на полу. Под ковром, прямо по центру был начертан круг. Края его были не сплошными, а состояли из какой-то древней вязи. Зацикленный на фашистах и третьем рейхе Колян показывал ей как-то книжку, в которой были похожие значки.
Мужик присвистнул.
— Ого, старая, а ты я смотрю во всеоружии. Когда намалевать успела?
— Давно готовилась, — сообщила та. — Я вообще предусмотрительная, если не заметил. Раздень ее лучше.
— Вот еще, — снова фыркнул мужик. Фыркал он часто и как-то по-кошачьи. — Что б мне потом с Милонегом разбираться, когда он в память вернется? Сама и раздевай.
Старуха уже сидела на коленях на полу перед кругом у двери комнаты.
— Не сбивай настрой, — посоветовала она. — Делай, что сказано.
Мужик с сомнением подошел к девушке, рванул ворот блузки. Люда извернулась и тяпнула его за палец.
— Я не дамся, — завизжала из последних сил. — Я кричать стану.
Воплотить угрозу в жизнь она не успела. Последнее, что почувствовала, прежде чем потерять сознание, были сжатые на шее тиски.
Игорь оказался невероятным знатоком пива. В кухню он бегал раз шесть. Каждый раз приносил что-то новое в количестве трех бутылок. Одну вливал в Олега, две выпивал сам. При этом оставался, как казалось, ни в одном глазу.
Говорить с ним было приятно, причем не только о пиве, про которое бородатый с каждой новой бутылкой рассказывал новую историю, но и вообще за жизнь. После третьего захода Игоря на кухню они перешли на ты. После четвертого открыли окно, благо музыку во дворе больше не врубали. После шестого Олег решил подышать свежим воздухом.
— Слушай, красивый вид у тебя из окна, — отметил он, зависнув с пивом на подоконнике. — Жаль только на одну сторону. И дом этот мешает.
— С крыши лучше видно, — пожал плечами Игорь. — Пошли.
— Куда? — не понял Олег.
Игорь уже поднялся, вышел в коридор и натягивал ботинки.
— Как куда, на крышу. Вид покажу.
— Там небось решетки, заперто все.
Бородатый затянул шнуровку на ботинке, поднялся и поглядел Олегу в глаза.
— Слушай, герой, не гунди. Если что — там перила, прутья подогнем и пролезем.
Но подогнуть прутья не получилось. Та же заботливая рука, что поставила на пути металлическую решетку, заботливо напаяла на перилла вертикальные металлические прутья.
— Я ж говорил, — меланхолично хмыкнул Олег. — Они с террористами борются. Уж сколько лет, как все крыши позапирали.
