Но за два дня всё может круто измениться. Два дня назад Нянька был крепок и здоров. Два дня назад Йеззан ещё не слышал призрачный стук копыт бледной кобылицы, а флотилии Волантиса находились на два дня пути дальше. А сейчас…
– Йеззан умрёт? – спросила Пенни своим пожалуйста-скажи-что-нет голосом.
– Все умирают.
– Я имела в виду – от хвори.
Сладость посмотрел на них в отчаянии.
– Йеззан не должен умереть. – Гермафродит водил пальцами по лбу их необъятного хозяина, приглаживая его мокрые от пота волосы. Юнкаец застонал, и по его ногам хлынул очередной поток коричневой жижи. Заляпанная пятнами постель ужасно воняла, но они никак не могли подвинуть его тушу.
– Некоторые хозяева перед смертью освобождают своих рабов, – сообщила Пенни.
Сладость захихикал. Это был пренеприятный звук.
– Только самых любимых. Они освобождают их от горестей этого мира, чтобы те могли сопровождать своего любимого господина в могилу и прислуживать ему на том свете.
Сладость знал наверняка. Ему бы первому перерезали глотку.
– Серебряная королева… – начал было козлоногий мальчик.
– …мертва, – перебил Сладость. – Забудь о ней! Дракон унёс её за реку. Она утонула в дотракийском море.
– В траве утонуть нельзя, – возразил козлоногий.
– Будь мы свободными, – сказала Пенни, – мы смогли бы найти королеву. Или, по крайней мере, отправиться на её поиски.
«Ты верхом на своей псине, а я на свинье, гоняясь за драконом по всему дотракийскому морю». – Тирион поскрёб свой шрам, чтобы не захохотать.
– Дракон уже продемонстрировал, что питает слабость к жареной свининке. А жареный карлик в два раза вкуснее.
– Это было просто пожелание, – мечтательно произнесла Пенни. – Мы могли бы уплыть. Корабли снова ходят, война ведь окончена.
«Серьёзно?» – Тирион был склонен сомневаться в этом. Подписи на пергаменте поставлены, но войны ведутся не на бумаге.
– Мы могли бы отправиться морем в Кварт, – продолжала Пенни. – Брат всегда рассказывал, что улицы там вымощены нефритом, а городские стены – одно из чудес света. Вот увидите, когда мы покажем там наше представление, золото и серебро польются на нас дождём.
– Некоторые из кораблей в гавани квартийские, – напомнил ей Тирион. – Ломас Долгоход видел стены Кварта. Мне достаточно и его книг. Забираться ещё восточнее у меня желания нет.
Сладость обтёр пылающее лицо Йеззана влажной тряпкой.
– Йеззан должен выжить. Иначе мы все умрём вместе с ним. Бледная кобылица уносит с собой не каждого седока. Хозяин поправится.
Это была явная ложь. Случилось бы чудо, проживи Йеззан ещё день. Насколько понимал Тирион, жирный лорд и так умирал от какой-то ужасной заразы, подхваченной им в Соторосе. Хворь лишь приближала его конец, по сути, являвшийся милостью. Но для себя карлик такого подарка не желал.
– Знахарь сказал, что ему нужна свежая вода. Давайте займёмся этим.
– Ты очень добр, – оторопело пролепетал Сладость. С его стороны это было нечто большее, чем просто боязнь за свою жизнь. Он единственный из сокровищ Йеззана, кто, похоже, и в самом деле любил своего необъятного хозяина.
– Пенни, пойдём со мной. – Тирион откинул полог шатра и вывел её в раскалённое миэринское утро. Воздух был душным и давящим, но всё равно казался настоящим избавлением от миазмов пота, дерьма и болезни, пропитавших покои роскошного павильона Йеззана.
– Вода поможет хозяину, – сказала Пенни. – Раз знахарь это говорит, значит, так и должно быть. Прекрасная свежая водичка.
– Прекрасная свежая водичка не помогла Няньке.
Бедный старый Нянька. Вчера на закате воины Йеззана закинули в труповозку его тело – ещё одну жертву бледной кобылицы. Когда люди умирают каждый час, никто не горюет по поводу очередной смерти, особенно такого презираемого человека, как Нянька. Другие рабы Йеззана отказались подходить к надсмотрщику, после того как у того начались судороги, поэтому ухаживать за ним и поить пришлось Тириону. Разведённое водой вино, подслащенный лимонный сок и немного чудесного горячего супа из собачьих хвостов с ломтиками грибов. Пей, Нянюшка – надо чем-то заменять бьющую фонтаном из твоей задницы воду, смешанную с дерьмом. Последним, что произнёс Нянька, было: «Нет», – а последнее, что он услышал: «Ланнистеры всегда платят свои долги».
Тирион скрывал это от Пенни, но теперь она должна осознать, как на самом деле обстояли дела с их господином.
– Если Йеззан доживёт до рассвета, я очень удивлюсь.
Она схватила его за руку.
– А что будет с нами?
– У него есть наследники. Племянники.
Четверо прибыли с Йеззаном из Юнкая, чтобы командовать его рабами-воинами. Одного убили во время вылазки таргариенские наёмники, но трое других, скорее всего, разделят между собой рабов Жёлтой необъятности. Маловероятно, что среди племянничков найдётся хоть один, разделяющий увлечение Йеззана калеками, уродцами и ошибками природы.
– Кто-то из них, вероятно, унаследует нас, а, может, мы вновь отправимся на аукцион.
– Нет! – Глаза Пенни расширились. – Только не это! Пожалуйста.
– Меня тоже не привлекает подобная перспектива.
В нескольких ярдах от них шестеро рабов-воинов Йеззана, сидя на корточках, играли в кости и передавали из рук в руки бурдюк с вином. Одним из них был сержант по прозвищу Шрам, здоровяк с жутким нравом, гладкой, как камень, головой и поистине бычьими плечами. «Ума у него тоже, как у быка», – вспомнил Тирион, ковыляя к ним.
– Шрам! – рявкнул он. – Благородному Йеззану нужна свежая чистая вода. Возьми двоих, и принесите столько вёдер, сколько сможете унести. Да поживей.
Воины оторвались от игры. Шрам, хмурясь, поднялся на ноги.
– Что ты сказал, карлик? Ты кем себя возомнил?
– Ты знаешь, кто я. Йолло. Один из драгоценностей нашего повелителя. А теперь делай, как велено.
Воины загоготали.
– Давай, Шрам, – подначил один из них, – и поживей. Обезьянка Йеззана приказывает тебе.
– Ты не можешь приказывать воинам, – ответил Шрам.
– Воинам? – изобразил удивление Тирион. – Я вижу только рабов. Ты, как и я носишь ошейник.
Жестокий удар Шрама сбил Беса с ног и рассёк губу.
– Ошейник Йеззана. Не твой.
Тирион вытер кровь с рассечённой губы тыльной стороной ладони, попытался встать, но одна нога подвела его, и он снова повалился на колени. Чтобы подняться, ему понадобилась помощь Пенни.
– Сладость говорит, что хозяину нужна вода, – как можно раболепнее проскулил он.
– Сладость может поиметь сам себя. Для этого он и создан. Всякие уродцы нам подавно не указ.
«Нет, конечно», – подумал Тирион. Он быстро научился тому, что даже среди рабов есть лорды и простолюдины. Гермафродит долго был у их хозяина особым любимцем, которого холили и лелеяли, и другие рабы благородного Йеззана ненавидели его за это.
