Тупая настойчивая боль все еще пульсировала в его левой руке. Когда он сжал кулак, боль стала острой, словно ладонь проткнули ножом.
«Не ножом – мечом. Длинным мечом в руке призрака». Серри, вот как его звали. Рыцарь и наследник Южного Щита. «Я убил его, но он продолжает жалить меня из могилы. Из пекла, куда я послал его, он пронзает мою руку сталью и проворачивает в ране клинок».
Виктарион помнил ту битву, как будто она случилась вчера. Его разбитый щит бесполезно свисал с руки, и когда сверкнул, опускаясь, меч Серри, Виктарион схватился за него рукой. Юнец оказался куда сильнее, чем выглядел, – клинок пробил закалённую сталь латной рукавицы, стёганую перчатку под ней и вонзился в плоть.
«Всего лишь царапина», – чуть позже сказал себе Виктарион. Он промыл рану, полил её уксусом, перевязал и забыл о ней, надеясь, что со временем боль утихнет, и рука заживет сама.
Вместо этого рана загноилась, и Виктарион стал гадать, а не был ли клинок Серри отравлен? С чего ещё рана могла отказываться заживать? Эта мысль бесила его. Настоящий мужчина не убивает ядом. Во Рву Кейлин болотные дьяволы стреляли в его бойцов отравленными стрелами, впрочем, от столь презренных существ иного и не стоило ожидать. Но Серри был рыцарем, благородных кровей. А яд – оружие трусов, женщин и дорнийцев.
– Если не Серри, то кто? – спросил он смуглянку. – Может, это делает мой мейстер-мышонок? Мейстеры знают заклятия и другие трюки. Он может использовать отраву в надежде, что я позволю ему оттяпать мне руку. – Чем больше он об этом думал, тем более вероятным это казалось. – Вороний Глаз всучил мне это жалкое существо.
Эурон забрал Кервина из Зелёного Щита, где тот служил лорду Честеру, заботясь о воронах и обучая детей, а, может, наоборот. Наверное, мышонок пищал, когда один из немых подручных Эурона доставил его на борт «Железной Победы», таща за удобную цепь на шее.
– Если это месть, то он ошибся. Это Эурон увез его со Щитов, опасаясь, что мейстер наладит почтовую связь с врагами.
Брат также дал им с собой три клетки с воронами, чтобы Кервин мог послать отчет об их странствиях, но Виктарион запретил выпускать птиц. «Пусть Вороний Глаз помучается от безвестности».
Смуглянка перевязывала его руку чистым полотном, шесть раз обматывая вокруг ладони, когда в дверь заколотил Длинноводный Пайк. Он пришел сказать, что на борт поднялся капитан «Горя» вместе с пленником:
– Говорит, что притащил нам колдуна, капитан. Выловил его из моря.
– Колдуна?
Неужели Утонувший Бог прислал ему подарок прямо сюда, на дальний край света? Его брат Эйерон мог бы ответить, но Мокроголовый видел величие водных чертогов Утонувшего Бога перед тем, как вернуться к жизни. Как и положено человеку, Виктарион испытывал перед своим богом здоровый страх, но при этом продолжал верить в сталь. Скривившись, он размял раненую руку, надел перчатку и встал.
– Ну, показывай своего колдуна.
Дожидавшийся его на палубе капитан «Горя» был небольшого роста, заросший, невзрачный, получивший от рождения имя Спарр. Подчинённые называли его Сусликом.
– Лорд-капитан, – сказал он, когда появился Виктарион, – это Мокорро. Подарок от Утонувшего Бога.
Колдун выглядел устрашающе – ростом с Виктариона, но вдвое толще, с похожим на валун животом и спутанными белыми волосами, напоминавшими львиную гриву. У него была чёрная кожа. Не орехово-коричневая, как у жителей Летних Островов, что плавали на лебединых кораблях, не красновато-коричневая, как у табунщиков-дотракийцев, не серо-землистая, как у смуглянки, а чёрная. Чернее угля, гагата и воронова крыла. «Обожжённая, – подумал Виктарион, – как у человека, которого поджаривали над огнем, пока его плоть не обуглилась, покрывшись хрустящей коркой, и стала дымящимися кусками отваливаться от костей». Пламя, опалившее колдуна, всё ещё танцевало на его щеках и лбу, а глаза пронзительно смотрели между застывших, словно маска, языков пламени. «Татуировки раба, – узнал капитан. – Печать зла».
– Мы нашли его зацепившимся за обломок мачты, – сказал Суслик. – Он провел в воде десять дней, после того как утонуло его судно.
– Проведи он десять дней в воде, то был бы уже мёртв или безумен из-за того, что пил солёную воду.
Солёная вода была священна. Эйерон Мокроголовый и другие жрецы благословляли ею людей, и, время от времени, делали несколько глотков для укрепления веры, но ни один смертный не мог пить из глубокого моря в течение нескольких дней и при этом надеяться выжить.
– Ты утверждаешь, что ты маг? – спросил пленника Виктарион.
– Нет, капитан, – ответил чёрный человек на общем наречии. Его голос был таким глубоким, что, казалось, шёл из морских глубин. – Я всего лишь смиренный раб Рглора, Владыки Света.
«Рглор. Значит, это красный жрец». Виктарион видел таких людей в чужих городах, где те заботились о священном пламени. Они носили дорогие красные одеяния из шёлка, бархата и тонкой овечьей шерсти. Этот же был одет в полинявшие, белые от соли лохмотья, облегавшие его толстые ноги и клочьями свисавшие с торса... Но когда капитан присмотрелся к этим отрепьям, стало ясно, что раньше они могли быть и красными.
– Розовый жрец, – провозгласил Виктарион.
– Жрец демонов, – сказал Одноухий Вульф, и сплюнул.
– Возможно, его одежды загорелись, и он прыгнул за борт, чтобы потушить их, – предположил Длинноводный Пайк, вызвав взрыв хохота.
Даже обезьяны развеселились. Они трещали друг с другом, сидя на снастях высоко над людьми, и одна швырнула вниз горсть своего же дерьма, изгадив палубу.
Виктарион Грейджой не доверял смеху. Этот звук рождал в нем неприятное чувство, как будто именно он был объектом насмешек. В детстве Эурон Вороний Глаз часто высмеивал его. Как и Эйерон, прежде чем стать Мокроголовым. Их издевательства, как правило, маскировались под восхваления, и порой Виктарион не понимал, что над ним подшутили, до тех пор пока не слышал смех. Тогда он испытывал ярость, клокотавшую в горле так, что начинал задыхаться. Поэтому Виктарион ненавидел и обезьян. Их проделки никогда не вызывали улыбку на лице капитана, хотя его матросы хохотали, улюлюкали и свистели.
– Отправьте его обратно к Утонувшему Богу, пока он не наложил на нас проклятье! – подстрекал Бартон Хамбл.
– Судно затонуло, и только колдун зацепился за обломки, – сказал Одноухий Вульф. – Где же команда? Может, её сожрали вызванные им демоны? Что произошло с кораблем?
– Шторм. – Мокорро скрестил руки на груди. Он не казался испуганным, хотя все мужчины вокруг грозили ему смертью. Даже скакавшим с воплями по тросам обезьянам он не понравился.
