Не знаю. Я давно ищу ответы на эти и другие вопросы, притом весьма безуспешно.
Леверна покончила с утренним моционом, отерла румяное личико полотенцем и ткнула меня кулачком в бок, выталкивая из прострации. Я мгновенно очнулся, вынул изо рта задумчиво прикушенную щетину зубной щетки, вернулся к умыванию и минутой позже резво помчался наперегонки с юркой барышней до ее спальни. Разумеется, в этом нешуточном соревновании мне не удалось одержать победу и довольная собой крошка в наказание заставила проигравшего стелить постель. Я со смехом подчинился (живя под одной крышей с двумя очаровательными сердцеедками, невольно становишься подкаблучником), расправил красивое одеяльце с рыбками, водрузил сверху гору мягких игрушек и бережно пристроил у изголовья любимца дочери: огромного лохматого льва по кличке Лео. Это имя он получил сразу после того, как моя прелестница выпытала у мамы историю об улыбающемся парне с фотографии на ее прикроватной тумбочке. Астрид не рассказала Леверне о его смерти, конечно, но одно моя смышленая кроха уловила точно, мамочка любит этого 'смешного мистера'. Любит до сих пор.
Я солгу, если скажу, что меня это ничуть не задевает. Задевает, еще как задевает! Любого мужчину бы задевало, когда его жена даже в день свадьбы отказывается снять с запястья дурацкий амулет из шнурков. Она носит его по сей день, не снимая. И меня дико бесит эта фотография, беспардонно теснящая наши снимки. Иногда. А иногда я сам подолгу держу ее в руках, лелея в сердце неугасающую тоску по другу. Порой мне так не хватает его оптимизма и уморительных перлов, что хоть волком вой.
Аппетитный запах кукурузных оладий, затронувший обоняние, напомнил о течении времени и немо велел поторапливаться. Мой ангелочек к тому моменту успел переодеться в школьную форму и яро затребовал отцовского внимания. Я осыпал восторженными комплиментами свою леди и умело подобрал тонкие русые волосы лентой.
В столовую мы впорхнули в бальном танце. Леверна покружилась немного на месте, добиваясь одобрения матери, и нетерпеливо села за стол, с ногами забравшись на стул. Астрид выложила в тарелку последнюю порцию ароматных лепешек и гордо водрузила ее по центру обеденного стола.
Завтрак в нашей семье редко обходится без эксцессов. Обычно все настолько увлечены болтовней друг с другом и хоровым хохотом, что кто-нибудь один обязательно остается голодным. Сегодняшнее утро не стало исключением. Краем уха я вслушивался в стрекочущий щебет дочери об успехах в художественной школе и новой однокласснице, другая часть меня всецело принадлежала супруге, строящей планы на близящийся День Благодарения. Так что поесть толком не удалось. Впрочем, это мне только на руку. Очень скоро я не сумею вспомнить, когда в последний раз прикасался к обычной пище. Кровь станет моим единственным пунктом в меню. Настоящая, а не тот суррогат в пластиковых пакетах, что с оказией присылает мне надежный друг, работающий в пункте переливания крови. Согласитесь, женатому человеку не пристало держать под боком излишне разговорчивый 'завтрак'. Тем более, когда в доме имеется жутко любознательный ребенок.
Часы в гостиной пробили восемь утра. Астрид вновь засуетилась. Упаковала обед для Леверны в пластиковый контейнер, проверила ее школьную сумку, впопыхах трижды поцеловала наши макушки, не особо разбираясь в принадлежности каждой, и подтолкнула нас с малышкой к двери. Шумный комочек энергии первой выскочила во двор и вприпрыжку поскакала к гаражу. Я нарочно задержался в холле. Как всегда.
— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо знал? — вкрадчиво прошептал я, притягивая жену к себе за узелок на поясе халата.
— О, дай-ка подумать, — прерывисто расхохоталась она, дрожью отзываясь на малейшее мое прикосновение к шелковистой материи, под которой скрывался мой личный вид неземного блаженства. — Пожалуй, пару раз говорил.
— Я ужасный муж, — якобы разгневался я на себя за нерадивость, покрывая ее влажные губы со вкусом клинового сиропа нежными поцелуями.
— Худший из числа возможных, — гнетущим шепотом согласилась моя богиня, призывно выгибая спину навстречу моей путешествующей ладони. — Я так страдаю! Так…страдаю! — в перерывах между двумя глубокими вдохами пожаловалась Астрид, отклоняя голову чуть в сторону и давая простор моим жаждущим тепла ее тела губам. — Боже, Джей! — громче положенного вскрикнула она, когда я от поцелуев перешел к мягким покусываниям и зацепил зубами пульсирующую жилку на ее шее. Совсем легонько, чтобы услышать этот сводящий с ума стон. На самом деле я не собирался ее кусать. Я не пил ее кровь вот уже десять лет. Таково было мое условие.
— Не приплетай сюда Бога, сладкая, — прорычал я, запуская пальцы в струящиеся по спине локоны и крепче вжимая в себя самое желанное тело на свете. — Он хронический неудачник в сравнении со мной.
У Астрид не нашлось слов в ответ, если не считать таковыми жаркие поцелуи, обжегшие мою кожу. Нос, скулы, губы и подбородок сгорали в пламени ее сбивчивого дыхания, шея ныла истомой, ткань рубашки прожигалась насквозь, попадая под влияние искусных ласк. Мы оба забылись и двинулись вглубь дома с намерением утроить головокружение, когда ожил мой мобильный.
'К чертям собачьим эту штуковину!' — хотел было воскликнуть я, но прикусил язык и смущенно отпрянул от разгоряченной супруги.
— Леверна, — хором воскликнули мы, пристыжено опуская глаза в пол. Ох, премию 'Самые безответственные родители года' в студию!
— Я побежал! — мгновенно вернулся я к исполнению других, не менее приятных обязанностей, в последний раз целуя раскрасневшиеся губы Астрид.
— Я люблю тебя! — понесся мне вслед журчащий оклик жены.
'И я тебя! Ты даже не представляешь, насколько', - опечалено подумал я, выгоняя из гаража тонированную мазду. Моя крошка на заднем сиденье привычно приковала взгляд к окну. Ей нравится пересчитывать дома в нашем квартале, хотя всякий раз выходит разное число.
У ворот лицея в сердце впился ядовитый шип. Сейчас я выйду из машины, распахну заднюю дверцу, протяну руку своей маленькой королеве, помогая ее высочеству выбраться, а после мы простимся. Быть может, навсегда.
Навсегда. Какое жестокое слово для того, кто привык жить сегодняшним днем, кто страшится заглядывать в будущее, кто не мыслит себя вдали от двух бесценных существ.
Леверна с рюкзачком за спиной выбралась из салона, уцепилась за рукав моей куртки и задрала вверх улыбающееся личико, ожидая прощального поцелуя и пожелания хорошего дня. Повстречавшись с ее блестящими глазками кофейного цвета, я на миг замер в нерешительности, а затем опустился на корточки и нежно прижал дочь к кровоточащей груди. Я сделаю всё, чтобы вернуться. Я продам душу и тело любому, кто предложит достойную плату. Я обращу еще сотни и тысячи людей в обмен на право быть рядом с семьей. Я воскресну, если потребуется, но не отступлюсь. Моя малышка не будет расти без отца!
