8
Выход из долины Людей Льда они нашли довольно быстро и утром, когда уровень воды был низок, прошли по туннелю. Медленно и осторожно, почти не говоря ни слова, несли они носилки.
Выйдя из туннеля, они увидели лошадь Колгрима. Она облегчила их путь. Молча перешли они большую равнину, немного поблуждали в поисках дороги вниз в долину и, когда добрались до своих лошадей, сделали новые носилки, поместив их между двумя лошадьми, на которых ехали сами.
Так двигались они день за днем обратно по нескончаемой дороге, не зная, жив Тарье или уже скончался. Когда они встречали людей, понимавших и в медицине, и просили их о помощи, они всегда получали в ответ только покачивание головой. Никто ничего не мог сделать.
Никогда они не чувствовали себя столь безнадежно удрученными! Три простолюдина и один опасно раненый, обладающий необыкновенными способностями молодой человек. Спустя много дней, под проливным дождем они прибыли в Липовую аллею Тенгеля и Силье.
Невозможно описать то ошеломление и скорбь, которые встретили их дома. Аре послал за знахарем, а вся его семья, вместе с Лив и Дагом, точно окаменев, сидела возле постели Тарье.
Такого они никогда не могли себе представить! Тарье — их надежда и опора, самый талантливый и известный в семье. Таральд заперся у себя, он не хотел ни с кем разговаривать. И все понимали его. Его сын явился причиной всего, и он тоже сейчас мертв. О его чувствах они могли только догадываться. Ирья верная, как всегда, разрывалась, ухаживая за Маттиасом и стараясь облегчить добровольное затворничество Таральда.
Лив послала письмо Сесилии. О радости от возвращения Маттиаса и о новом горе — исчезновении Колгрима.
Почта на этот раз сработала быстро. И, через двое суток приехала Сесилия вместе со всей своей семьей. Она сказала Александру:
— Сейчас я хочу, чтобы мы были там со всеми, хочу показать наших прекрасных детей. Хочу повидать Маттиаса. Они нуждаются в нас, и в то же время будут оберегать Габриэллу и Танкреда от Колгрима, если он появится вновь.
Подробности они узнали, когда приехали. И были глубоко потрясены ими. Колгрим скончался. Тарье умирает!
Сесилия поспешила к нему. Там были все.
Тарье белый, как мел, лежал в постели. Не говоря ни слова, Сесилия потребовала, чтобы знахарь подвинулся.
Она тут же осмотрела рану.
— Сесилия, ты же не можешь… — произнесла Лив. Ее дочь повернулась к ней. Глаза ее были наполнены слезами.
— Однажды Тарье помог нам. Он спас Александра. Тогда я кое-чему научилась. С Тарье мы всегда были близки.
Несколько дней знахарь и Сесилия боролись за жизнь Тарье.
На пятый день вечером он впервые открыл глаза. Всех взрослых сразу же позвали к его постели.
— Тарье, ты слышишь меня? — спросила Сесилия.
139
Он снова закрыл глаза, но едва заметно кивнул головой.
— Что я могу для тебя сделать? Для твоего выздоровления?
Он снова лишь легко кивнул головой.
— Какое-нибудь лекарство?
Он сморщил брови, видимо, не поняв вопроса.
— Из твоего запаса?
Нет, ничего не нужно. Слабое, едва видимое движение головой означало, что ему абсолютно не нужны лекарства.
Сесилия снова предприняла попытку.
— Ты чего-нибудь хочешь?
Кивок.
— Что-нибудь проглотить? Попить?
Она стала перечислять напитки. Только отрицательные покачивания головой. Наконец она угадала. Сесилия смутилась.
— Обычного самогону? Зачем тебе он?
— Может, он хочет укрепить свои силы? — произнес Александр.
— Конечно, как же я глупа, — сказала Сесилия, почувствовав, как тяжелый комок сдавил ей грудь. В голосе звучала огромная тревога.
Общими усилиями они помогли ему сделать несколько глотков, пока он не дал понять, что этого достаточно.
Он открыл глаза, посмотрел на всех.
— Микаел… пусть получит все… чем я владею, — прошептал он с огромным напряжением.
— Но, Тарье, — простонала Лив.
Он показал головой, требуя, чтоб она помолчала.
— За исключением тайного клада… Людей Льда. Он… пусть достанется… Маттиасу.
Лив закрыла глаза. Лучше всего ничего этого не видеть, она хотела, чтобы вся эта чертовщина исчезла, но можно ли просить Бога о подобном. Лив слишком хорошо знала, что этот дар бесценен.
— Мы слышим тебя, Тарье, — произнес Аре. Уголки рта у этого крупного мужчины опустились горестно вниз. — Ты хочешь, чтобы мы привезли Микаела сюда? Чтобы он жил у нас?
— Нет. Пусть он приезжает только в гости. Следите, как пойдет его жизнь! Юлиана… хочет, чтобы он жил у нее. Она хороший человек. Микаел… единственный потомок… ее брата. Поэтому она хочет…
— Мы понимаем. Будем постоянно поддерживать с ним связь.
— Передайте ему привет… при случае… скажите, что я… люблю его. Очень!
— Обязательно, — заверила Сесилия. — Как только появится возможность, мы поедем в Левенштейн.
— Спасибо! И скажите Маттиасу… чтобы он нашел хорошего наследника.
— Мы знаем, — произнес Даг. — Такого же, как ты.
Тарье улыбнулся.
Спустя два дня он скончался. В возрасте двадцати восьми лет, старше он не станет никогда.
Все были буквально парализованы. Огромная надежда их рода, человек, который мог бы как исследователь стать известным всему миру, ушел из жизни.
Любимый ими Тарье! Он не может умереть! Нет! Только не он.
И все-таки это была неумолимая правда.
Попрощаться с Тарье хотели все, кто жил в ближайших усадьбах. Калеб сказал, что останется дома и позаботится о детях крестьян и прислуги. Предложение было воспринято с благодарностью.
На попечение Калеба оставили целую кучу детей.
В Гростенсхольме было много молодежи. Когда прошла первая робость, они начали играть и носиться вокруг, словно дикие, не обращая внимания на обряд похорон, совершавшийся возле церкви.
Но они слушали Калеба! Он был почти взрослым юношей со спокойным характером и нравился им. Если он видел, что дети слишком шалили или убегали чересчур далеко, ему стоило только повысить голос, как они немедленно слушались.
Дети напоминали стаю цыплят.
Потомками Тенгеля в четвертом поколении были исключительно мальчики: Колгрим, Маттиас, Андреас, Микаел и Танкред. Колгрим уже ушел навеки, а маленький сын Тарье Микаел был далеко в чужой стране.
Единственной девочкой в этом поколении была Габриэлла, сестра-двойняшка Танкреда.
Калеб успел довольно хорошо узнать четверых из этой компании. Один барон, один маркграф, одна маркграфиня и один маленький крестьянин.
Маттиаса он уже знал. Андреас был плотным восьмилетним мальчиком, предпочитавшим играть в одиночестве. Спокойно улыбаться, когда скатывался по перилам лестницы, и с огромным спокойствием посматривать на дикие игры других детей.
