Если бы не Стьеф, лежал бы мой муж в овраге, потому как ходил он с трудом.
Были и хорошие новости — регенерация шла полным ходом. Что это, объяснять мне не нужно — видела. И посторонняя помощь не потребуется.
Немного успокоившись, я поспешила на кухню, готовить завтрак — раненому нужно хорошо питаться, чтобы восстановить силы. Потом меня сменила Марта, а я вернулась к Лэрзену.
Накормила его, помогла Стьефу довести до спальни, обработать и перевязать раны.
Пока не уснул, прилегла рядом, аккуратно обняла. В итоге заснула вместе с ним — и это вместо того, чтобы заботиться о его здоровье!
Проснулась я уже вечером.
Судя по дыханию, Лэрзен ещё спал. Но просыпался — иначе зачем пустая тарелка с едой на полу? Марта приготовила, Анже накормила, а я…
Рука мужа лежала у меня на талии. Сбрасывать её не хотелось, поэтому я не двигалась.
А потом вспомнила: солдаты! Завтра за Лэрзеном должны придти, а он такой беспомощный…
— Ну, не такой уж, — пробормотал муж. — Лежи и не рыпайся. Грей, а то меня что-то озноб пробирает. Всё из-за этой арковой мёртвой бабы! Стьеф всё сделает: я дал указания.
— Сам ты аркова скотина! — вырвалось у меня. — Я к тебе со всей душой, а ты…
Я села, скинула его руку и, не глядя, начала шарить ногами по полу в поисках домашних туфель.
— Дан, непривычно слышать, чтобы ты ругалась. От меня набралась? Хорошо, я скотина. И этой скотине хочется, чтобы ты с ней полежала. Потому что действительно холодно.
— Я тебе плед принесу, укрою.
— Дан, ты обиделась? На что? На «не рыпайся»? Извини, не до раздумий и поиска правильных выражений. За заботу спасибо.
Я промолчала, нашла-таки туфли и встала. Оглянулась на мужа: бледный, с тенями под глазами. Лежит на спине; веки опущены. Нужно бы перевязать.
— Ты голодный?
Я уже не сердилась. Да и за что, с чего вдруг вспылила? Наверное, сказалась усталость.
Лэрзен покачал головой.
Ему тяжело. Интересно, как быстро восстанавливаются силы?
Осторожно, чтобы не потревожить, вышла, проведала детей, наскоро поужинала и достала из ледника баночку с мазью Стьефа (он оставил для меня пояснительную записку, а сам куда-то ушёл). Мазь необычная, у меня в аптечке другая. Густая, зелёная, с лёгким перламутровым блеском.
Анже нагрела воды, принесла в спальню и водрузила на табурет у постели.
Вооружившись полотенцем и чистыми бинтами, приступила к лечебно-омывательным процедурам. Аккуратно раздела мужа (снимать особо нечего было), протёрла кожу, стараясь не задевать повязок. Разумеется, этого не удалось, но Лэрзен терпел, молча стискивая зубы, когда я нечаянно мочила бинты.
Насухо вытерев его, окончательно отмытого от грязи, крови и пота (волосы потом, они, вроде, более-менее чистые), я приступила ко второй части: перевязке.
Раны затягивались, мелкие уже зарубцевались — регенерация по-прежнему на хорошем уровне. Так что бинтов мне потребовалось меньше, чем вчера. Но, на всякий случай, я наложила мазь и на розовые полоски свежей кожи — хуже не будет.
У Лэрзена упадок сил. И это не только от кровопотери. Если верить Стьефу, вчера он полностью опустошил магический резерв, тратил энергию на заживление ран и костей (два ребра сломаны, но выправлены), теперь за это расплачивается.
Другая бы подумала, что муж от похмелья мучается, но я-то знала… Называется это откатом, один раз на моей памяти было.
И его действительно трясёт. Мелкой-мелкой дрожью.
Не простыл бы, не подхватил воспаление лёгких!
Положила руку на лоб — холодный. Или это у меня руки такие горячие?
— Дан, ну погрей! Ты, помнится, клятву давала…Это тоже помощь, и уж здесь-то тебя никто не заменит. Я не согласен на грелку и плед.
— А на Анже? — усмехнувшись, спросила я. — Она горячая-прегорячая.
— Обойдёшься! Нечего ко мне в постель кого ни попадя подкладывать! Вот умру, в гроб хоть дажерского судью засунь. Кстати, я не против, вот только Кадех не оценит, будет кричать, чтобы крышку не заколачивали.
Не выдержав, я рассмеялась. Зрелище, описанное мужем, вопреки логике показалось забавным. Наверное, тоже становлюсь тёмной.
Поцеловав Лэрзена, заверила, что скоро вернусь и погрею ему бок.
Около часа, может, чуть больше, провела вне спальни: поиграла с детьми на свежем воздухе, расспросила о новостях Анже, Марту и конюха. Потом помылась (тоже вчера испачкалась) и, благоухая цветочным мылом, скользнула к мужу под одеяло.
Тонкая ночная рубашка, думаю, не помешает передаче тепла. Нет, я могу её снять, не замёрзну, только возбуждать Лэрзена не хочется: кое-что у мужчин порой живёт своей собственной, не согласованной с остальным телом жизнью.
Обняла, погладила, унимая озноб.
В качестве благодарности мне поцеловали запястье и сообщили, что не ошиблись с выбором супруги. Точнее, не ошиблась Тьхери, которая, по словам Лэрзена, меня ему и подсунула.
Усыпив мою бдительность, супруг вкрадчиво поинтересовался, может ли воспользоваться моей энергией. Естественно, я не отказала, только напомнила, что он не в том состоянии, чтобы исполнять супружеский долг — другого способа обмена я не знала.
Лэрзен фыркнул, съязвив по поводу оценки своей персоны, а потом сообщил, чтобы я даже не надеялась на «приятное времяпрепровождение со смятыми простынями»:
— Если хочешь, сама, без моего участия. С удовольствием посмотрю и послушаю. А если серьёзно, то через дыхание можно. У нас достаточно крепкая связь, чтобы мне для мелкого заимствования в тебя требовалось входить. Не спорю, такой вариант идеальный, но уж только если ты возьмёшь инициативу в свои ручки.
Я пообещала, что обязательно возьму, только не сегодня. Взяв с меня слово («Я тебя знаю, скромницу: заявишь, что порядочные девочки о таком даже не думают»), Лэрзен попросил его поцеловать — «тут уж пошли свои принципы к орку в задницу, чем развратнее и дольше, тем лучше».
К привычным ощущениям прибавились новые — покалывание и боль в висках. Догадываясь, что это побочный эффект ритуала, я постаралась расслабиться, не отрывать губ Лэрзена от своих.
Слегка закружилась голова; по телу прошла волна слабости…
Надеюсь, Лэрзен не переборщит.
Стоило занервничать, начать бояться, как муж оборвал поцелуй, поблагодарил и сказал, что это сугубо на благо его регенарации — «У меня с энергией пусто, как у зомби в голове».
Тесно прижавшись к нему, согревая телом и дыханием, я заснула. Не сразу — ещё долго вслушивалась в ритм дыхания Лэрзена, переживала, думая о завтрашнем дне.
Муж убеждён, что всё будет хорошо. Мне бы его уверенность!
Проснулась я в одиночестве. Сначала подумала, что показалось спросонья, — ну не мог Лэрзен встать! — но потом поняла, что его действительно нет. Зато кто-то настойчиво барабанит в дверь.
