Рик зачарованно смотрел, как храмовый лекарь снимает бинт, слой за слоем. Сначала правую руку… Бард закусил губу при одном только воспоминании. Вот… пальцы красные, опухшие и… кривые. Безымянный отклонился к мизинцу, большой торчит под странным углом. Умываться было сложно, одеваться – еще туда-сюда, помогало то, что послушники носили рясы, а те, к счастью, были без пуговиц. Хуже всего обстояло с работой в саду, письмом и приготовлением настоек – то есть, с работой. Косо на него не смотрели, но Рик начинал чувствовать себя бесполезным.
Он пошевелил пальцами и ощутил, как скрипят суставы.
– Ты упражнялся в письме, послушник Вальдо? – строго глядя из-под косматых бровей, спросил лекарь.
Две недели назад он перебинтовал отдельно каждый палец, а три дня назад велел брать в руку стило и писать, писать, писать… Пером еще рано было пользоваться, а стило – узкий кусок дерева, которым чертили на воске, вполне годилось.
– Да, брат Пин. Упражнялся.
«Воя и скуля», – добавил про себя Рик.
– Попробуй что-нибудь написать. Вот. – Лекарь подвинул послушнику дощечку и стило.
«Во сла-ву Дре-в-а» – коряво вывел Рик. Буквы плясали, словно пьяные, но разобрать слова можно было. Если постараться.
– Ежедневные повторения, старание, и вера. И уже через неделю у тебя будут получаться ровные строчки, Вальдо. Давай-ка снимем повязки с другой руки.
«Ровные строчки! – Зажав в кулаке стило, мысленно закричал Рик. – Ровные! Строчки!».
Но вслух сказал:
– Благодарю, брат Пин. Вы спасли мне руки.
И, когда лекарь отложил в сторону последний бинт, не выдержав, вскочил и, отбросив в сторону стило, выбежал из Целительной. Ноги сами принесли его к алтарю храма, в молельный зал. Рик опомнился только через несколько минут, обнаружив себя коленопреклоненным перед изображением Древа… и молящимся Близнецам.
Запнувшись на полуслове, бард огляделся по сторонам – никого. Да, молился он про себя, а не вслух, но все же… Рик с подозрением посмотрел на вырезанный из камня дуб, возвышающийся над алтарем. Не поразит ли его сейчас молния за богохульство? Но кары все не было и не было, и Рик осторожно встал с колен, поправил рясу. Снова посмотрел на свои руки.
– Упражнения… старание… – прошептал он. Вскинул голову, и на его новом бульдожьем лице появилась решимость.
Сначала письмо. А потом лютня. Если он будет заниматься каждый день, постепенно, сначала понемногу, а потом все больше… Пускай это займет десять лет. Или двадцать. Он снова будет играть.
Еще неделю спустя, как раз на Хлад, Праздник середины зимы, Рик уже вполне сносно владел пером. Он как раз переписывал набело письмо Винеса храму в Дагорее, как его наставник и покровитель зашел в келью без стука и сразу же перешел к делу:
– Вальдо, оставь пока письмо, ты мне понадобишься. Прямо сейчас – нас посетит король. То есть посетит сейчас, и нужен ты мне сейчас. Возьми писать! – Винес явно был взволнован, поскольку говорил путано.
Рик, не мешкая, повесил на шею деревянную дощечку с приклеенными листками бумаги, засунул за ухо перо, подвесил на пояс чернильницу и посеменил вслед за Старшим, который на ходу сочинял приветственные слова королю. На вкус Рика, в речи его было слишком много превосходной степени и междометий.
Для встречи короля жрецы определили молельный зал. И чисто всегда, и внушительно. Внутри уже расположились гвардейцы: осматривали темные углы и проверяли, куда ведут двери. Жрецы выстроились в проходе между скамьями, у алтаря встал Улленпиг, хлопающий глазами, как сова, которую разбудили днем. Наконец, в зал с улицы вошел герольд и объявил:
– Его Величество Дориан Второй!
Рик, в бытность свою бардом, частенько видел короля, когда бывал при дворе. Последний раз, кажется, сразу после свадьбы. «Видимо, война очень его изменила», – подумал он, скромно потупляя взор, – «Он стал куда суровее – горькие складки у крыльев носа, глаза жестче…». Дориан быстрым шагом прошел к алтарю, сотворил знак Древа и поклонился Улленпигу.
– Старейший. Старшие…
Жрецы, бубня приветствие, поклонились в ответ.
– У меня для вас хорошие новости, – сразу, без предисловий, начал король, не заметив, что Винес открыл рот, чтобы излить свое красноречие, – а именно: я хочу построить Храм Розы.
– О… – раздалось со всех сторон, – Э… О-о-о…
– Благодаря покровительству Древа и его дару мы победили в войне с узурпатором Лионелем, и я считаю своим долгом в честь этого события, а также во славу Древа, возвести еще один храм в столице. Храм Розы, дара Древа.
Рик чуть приподнял бровь. А говорили, будто король злой, как демон, сажает сподвижников в темницу направо и налево, и Совет держит в замке чуть ли закованным в кандалы. А оказывается, он сама доброта и милосердие. Ну, или, что вероятнее, ему храм Розы зачем-то нужен. Осмотревшись, Рик понял, что больше никто из жрецов его скепсиса не разделяет: они радостно галдели, как дети, которым обещали кулек пряников. Особенно напыщенно раздувал щеки Винес. Он выступил вперед:
– Ваше Величество, это огромная честь… и замечательный поступок настоящего верующего!
Рик усомнился. Уж слишком явно – для него, шпиона, явно – на лице короля читалось отвращение и желание поскорее покинуть это место. Но чем так Дориану не нравится храм? Рик присмотрелся к королю… да, презрение, гадливость… но плечи широко расправлены, дыхание ровное, стоит прямо. Значит, не сам храм вызывает в короле такие эмоции, а те, кто в нем или то, о чем ведется речь.
Жрецы повели с королем беседу о планах постройки, месте, которое он желал бы отвести под храм и прочих общих вопросах. Рик записывал – Винес требовал, чтобы все важные встречи были занесены на бумагу слово в слово. Бард подозревал, что жрец просто не сразу вникал в большинство вопросов, и позже, запершись в келье, просматривал записи. По крайней мере, на следующее утро после такого разговора он куда осведомленнее высказывался о предмете встречи.
Рик мог и записывать, и наблюдать за королем. Раньше, когда процесс корябания пером по бумаге не отнимал столько усилий, он мог бы еще и слушать, и анализировать, запоминать слово в слово речь и голоса, интонации… Вот Винес бы обрадовался, знай он, что его помощник может на самом деле. Но теперь, когда Рик отвлекался, выписывая закорючки букв, он успевал только выхватывать выражение лица короля, поднимая голову от письма время от времени, и слушать его голос.
«Король: не стоит и пытаться вместить храм где-то посередине города, ведь придется тогда что-либо снести, а я не хотел бы, чтобы храм Розы запомнился наравне с разрушением. Я думаю, лучше поместить его у реки, за городом, но провести к нему широкую мощеную дорогу. Не слишком далеко от городской стены», – записал Рик и отметил, что король не так заинтересован в результате, как это кажется жрецам. И еще… в тоне Дориана ему почудилось равнодушие. Словно он…
