Берен в последний раз оглянулся на Лютиэн — светлое золотое пятнышко среди серебристой мглы — и, оставив ее, сделал еще десять шагов вперед, как она просила, после чего преклонил колено. На миг растерялись все слова приветствия, которое Берен заготовил, но прежде чем он снова собрал их, зазвучал голос Элу Тингола:
— Кто ты, смертный? Почему явился в мой край словно вор?
С возвышения трона его голос взлетал до потолка, обрушиваясь сверху потоком — казалось, он звучит отовсюду.
Человек посмотрел на короля — и слегка разозлился. Кем бы ни был Тингол — Берен не заслужил такого обращения. Он встал и заткнул руки за пояс — старая привычка. Перстень Фелагунда — единственное его украшение — оттягивал средний палец правой руки. Нет, будь Тингол хоть трижды король — Берен ответит ему так, как нужно отвечать на такие слова.
— Отец, это Берен, сын Барахира, — Лютиэн успела раньше. — Правитель Дортониона, враг Моргота. О его подвигах эльфы слагают песни.
— Пусть он сам ответит за себя, — оборвал ее Тингол. — Говори, несчастный, чего ты здесь искал? Что тебе не сиделось в своей стране, почему ты пробрался к нам? Если есть причина не наказывать тебя за дерзость и глупость — называй ее, и быстрее; не испытывай мое терпение.
— Мне в твоих землях не нужно ничего, повелитель, — собственный голос тоже показался Берену слишком громким. — Меня занесли сюда судьба и слепой случай, с них и спрашивай. Я прошел через такие испытания, которые выпали на долю мало кому из эльфов, и только теперь я понял, куда рок меня вел. Здесь я нашел величайшую драгоценность Арды, и отдам ее только вместе с жизнью. От меня ее не укроют ни скала, ни сталь, ни огонь Моргота, ни чары эльфийских королевств. Это сокровище — твоя дочь, король, и нет ей равных среди детей Единого — ни среди старших, ни среди младших.
Только закончив свою речь, Берен понял, что в зале было немножко шумно: шелестели платья и плащи, шушукались вдоль стен подданные Тингола; и все это утихло, оборвалось, как отрезанное — все застыли в полнейшей неподвижности и молчании. Потом, словно рой потревоженных пчел заметался под сводами — зал загудел. Руки мужчин сжались в кулаки, женщины прикрыли лица платками.
Берен посмотрел в глаза короля, потом — на его пальцы, стиснувшие подлокотник, потом — снова в глаза; и понял, что Лютиэн, заставив того поклясться, знала, что делала: Тингол был готов убить его на месте. Пусть и чужими руками — достаточно ткнуть пальцем, и его, безоружного, скрутят и обезглавят быстрее, чем он успеет сказать «Синдар, вы неправы!»
Борьба, происходившая в душе Элу, почти не отражалась на его лице, только глаза пылали бешенством. Он заговорил, когда почти совладал с собой.
— За то, что ты сейчас сказал, я должен бы приговорить тебя к смерти.
— К смерти, — эхом повторил стоявший справа от трона Даэрон.
— И приговорил бы, если бы не клятва, о которой я сейчас горько жалею. Ты свободен, Берен, и самое лучшее для тебя — убраться из Дориата подобру-поздорову. Уползти так же быстро и споро, как ты сюда пролез, в совершенстве освоив науку Моргота прокрадываться и скрываться.
— Довольно, король! — оборвал его Берен.
— Что ты сказал? — шепот Тингола был слышен так же хорошо, как и слова, сказанные в полный голос.
— Я сказал «довольно», Государь Тингол. Тебе прежде никто так не говорил? Я первый, кого ты осыпаешь незаслуженными оскорблениями? Или все остальные были слишком трусливы, чтобы возмутиться? Хочешь меня казнить — казни, я в твоей власти, а ты — в своем праве. Но перестань поливать меня грязью, я этого не заслужил! Вот кольцо, полученное моим отцом от Финрода Фелагунда после битвы в Теснине Сириона. Я — сын Барахира, племянник правителя Бреголаса, последний в роду Беора Старого; десять лет я воевал с Врагом на своей земле. Я не ублюдок, не раб и не предатель, чтобы ты со мной так разговаривал, и я готов отстаивать честь Дома Беора перед кем угодно, будь он хоть трижды король!
— Беор на вашем языке означает «слуга», — процедил сквозь зубы Тингол. — Если тебе нравится — гордись этим.
— «Вассал», — поправил Берен. — Мы вассалы Дома Арфина, и я этим горжусь. Леди Галадриэль не даст соврать: мы честно служили её Дому.
— Осторожней, муж мой, — Мелиан склонилась из кресла в сторону, и ее голос прозвучал только для тех, кто стоял у трона. — Судьба твоего королевства уже сплетена с судьбой этого воина.
Лютиэн неслышно подошла и взяла Берена за руку.
— Я вижу кольцо, сын Барахира, — Тингол улыбнулся краем рта. — Но если ты мужчина — ты не будешь прятаться за заслуги отца. Руку дочери Тингола и Мелиан нужно заслужить, быть потомком вассального дома нолдор и правителем без лена — этого мало.
— Чего же будет достаточно? — спокойно спросил Берен.
— Сокровища. Сокровища, что хранят сталь, скалы и огонь Моргота; сокровища, что драгоценнее всех чар эльфийских королевств. Если судьба и вправду ведет тебя, она приведет тебя и к нему. Клянусь честью, я отдам тебе руку Лютиэн Тинувиэль и признаю право твоих потомков называться моими потомками, когда в мою руку ты вложишь Сильмарилл из короны Моргота. Ты говорил, что за мою дочь тебе не жаль жизни — значит, Сильмарилл не покажется тебе непосильной ценой.
Это было как удар под вздох. Сильмариллы! Камни, украденные Морготом в Благословенной земле! Ради них пролилась кровь короля Финвэ и кровь эльфов Альквалондэ, ради них погиб сам Феанор! Камни, которые эльфийские владыки не могли отвоевать во всей своей силе. Проще было достать луну с неба, чем принести один из них.
Эльфы рассмеялись, и Берену ничего не осталось, как засмеяться — последним, громче всех.
— Так значит, эльфийский король готов отдать свою дочь в обмен на нолдорскую побрякушку, — отсмеявшись, сказал он. — Так дешево ценят синдар своих дочерей — продают за камешки и кольца? Хорошо же, Тингол, ты получишь свой выкуп за невесту. Когда я вернусь, Сильмарилл будет в моей руке. Не в последний раз видимся.
Он поклонился задохнувшемуся от гнева королю и молчаливой королеве, потом повернулся к Лютиэн.
— До свидания, любимая. Придумай, как ты будешь его носить — на груди или в диадеме. Я надеюсь, он окажется достоин твоей красоты.
Они не могли позволить себе даже короткое, невинное, как у брата и сестры, объятие. Берен пожал Лютиэн руки и кивнул на прощание. Слов не было, слова задыхались от боли.
— Даэрон, проводи… гостя. Проследи, чтобы он покинул Дориат как можно скорее. — Тингол встал с кресла, за ним поднялась Мелиан. — Все могут идти.
В опустевшем зале слова звучали ясно и четко.
— Ты перехитрил не Судьбу, отец. — Лютиэн стояла с побледневшим лицом. — Ты перехитрил только самого себя.
