— Думаю, сможем, величайший. Если только на помощь Эринакию не придет флот из Видесса. Но с другой стороны, если он пустит в дело все свои силы, мы понесем такие потери, которые не позволят нам бросить вызов флоту, стоящему в гаванях столицы.
Фракс имел обыкновение высказываться предельно пессимистически независимо от того, насколько плоха ситуация в действительности. Маниакис уже привык к этой манере и включил ее в свои расчеты.
— Насколько вероятно, что Эринакий пустит в дело все свои силы? — задал он следующий вопрос.
— Если тебе нужно мое личное мнение, величайший, то вряд ли он так поступит, — ответил Фракс. — Будь у него такое намерение, он встретил бы нас, не разбивая свой флот на части, далеко к югу отсюда. Но это лишь мое предположение. Желаешь знать точнее — спроси Тиберия.
— Ты прав, — сказал Маниакис и прокричал свой вопрос иподрунгарию.
Тиберий долго размышлял, дергая себя то за один ус, то за другой.
— Просто не знаю, что и сказать, величайший, — ответил он наконец. — Бывали дни, когда он поносил Генесия на все лады, осыпал такими проклятиями, которые, будь он колдуном, в два счета прикончили бы любого, причем тот бедняга радовался бы донельзя, что смерть пришла так быстро и избавила его от ужасных мучений. А в другие дни он поносил мятежников теми же самыми словами. Думаю, Эринакий и сам не знает, на какую сторону ему стать, когда придет время выбирать.
— А это время наступит очень скоро, — сказал Маниакис.
* * *
Горы Ключа имели две главные вершины. Казалось, они вырастают прямо из морской пучины. Внизу на их склонах зеленела растительность, выше виднелись серо-коричневые пятна голой скальной породы. Ни одна из вершин не была достаточно высока, чтобы на ней летом оставался снег.
Сами по себе вершины мало интересовали Маниакиса; они лишь указывали то место, где посреди моря лежал остров. Зато его очень интересовали порты Ключа, особенно южный, Гавдос. Часть флота, остававшаяся под командованием Эринакия, вышла в море и заняла позиции неподалеку от этого порта. Надежды застать дромоны флота врасплох, у причалов либо вытащенными на берег, не сбылись. Эринакий недвусмысленно давал понять, что хорошо подготовился к сражению.
Галера Тиберия лежала в дрейфе борт о борт с «Возрождающим», так что иподрунгарий мог, не надсаживая голос, рассказывать Маниакису все необходимое о кораблях и капитанах неприятельского флота.
— Каким судном командует сам Эринакий? — спросил Маниакис для начала.
Тиберий окинул взглядом приближающиеся дромоны.
— Было бы легче определить, если бы они шли под парусами, — ответил он брюзгливым тоном. — Но он уже свернул их и опустил мачту, готовясь к бою. То же и на остальных кораблях. Я думаю, вон там! Слева по борту. Да, вон тот, с красными глазами под самым тараном.
— Теперь я его легко могу отличить, — пробормотал Маниакис.
Гребцы корабля Эринакия гнали дромон вперед мощными, ровными и быстрыми рывками весел. Маниакис не мог припомнить, чтобы ему раньше доводилось видеть такую великолепную слаженность: казалось, одна рука движет всеми веслами сразу. Корабль быстро приближался; вскоре стали видны отсверки солнечных бликов на его таране, бронза которого позеленела от морской влаги всюду, кроме блестящего полированного, несущего смертельную угрозу острия. Было ясно, что команда Эринакия приложит все старания, чтобы таран нанес врагу максимальный ущерб.
— Двигайтесь встречным курсом, — приказал Маниакис. — Поднимем щит мира; но если он все же ринется на нас, необходимо, чтобы все были готовы мгновенно вступить в жестокую схватку.
— Да уж, подготовиться надо, — согласился Фракс. — Иначе можно считать себя покойниками. — Он успел оценить, на что способны гребцы друнгария, а также возможности приближающегося судна, которое было заметно больше «Возрождающего» и куда лучше вооружено.
Дромон Эринакия надвигался потрясающе быстро. Маниакис не видел на его носу никаких признаков щита мира, только таран, направленный в одну точку, в борт его собственного корабля, чуть левее носа. Весла вражеской галеры взлетали и падали, взлетали и падали…
— Лево на борт! — скомандовал Фракс рулевому на корме. — Клянусь Фосом, ему не удержать угол атаки!
«Возрождающий» слегка изменил курс, но Эринакий и его команда показали настоящий класс: спустя несколько мгновений сверкающее острие тарана снова смотрело в ту же точку, что и прежде. Фракс прикусил губу.
— Хороши! — пробормотал он. — Очень хороши!
Оба дромона уже сблизились на расстояние выстрела из лука, когда матрос на носу галеры Эринакия поднял щит мира.
— Отвернуть в сторону! — закричал Маниакис.
— Что? Никак ты сошел с ума? — Фракс одарил его бешеным взглядом. — Это же просто хитрость, величайший! Стоит подставить ему борт, и мы глазом не успеем моргнуть, как окажемся на дне!
— Отваливай в сторону! — повторил Маниакис. — Немедленно!
Если его предположения верны, Эринакий захотел посмотреть, не сдадут ли у него нервы в решающий момент. Если неверны… Тогда рыбешек, морских ежей и моллюсков, ползающих по морскому дну, сегодня ждет отличный ужин.
— Право на борт! — прокричал рулевому Фракс — со слезами на глазах и с болью в голосе. Галера Эринакия была настолько близко, что даже отворачивать рискованно: если оба корабля свернут в одну сторону, столкновение неизбежно.
Мгновение казалось, что так и будет. Флагман с Ключа начал повторять движение «Возрождающего». Маниакиса прошиб холодный пот. Если Эринакий решил сохранить верность Генесию, лучшую возможность сделать великолепный подарок тирану трудно было представить. Но дромон друнгария тут же отвернул вправо и занял параллельную позицию, едва не цепляя кончиками своих весел за весла «Возрождающего».
Легко перекрыв узкую полоску воды между двумя кораблями, хриплый голос проревел:
— Эй, там! Решили проверить, насколько у вас нервы крепкие, что ли?
Если у ограждения на левом борту дромона стоял сам Эринакий, то он выглядел в точности так, как его описывал Курикий: нервный человек с ястребиными чертами красного злого лица, украшенного клочковатой, с волчьей проседью бородой.
— А разве ты сам не пытался выяснить именно это, высокочтимый Эринакий? — прокричал в ответ Маниакис.
Друнгарий расхохотался. Его смех напоминал волчий вой.
— Да, я имел в виду что-то в таком духе! — рявкнул он. — Ну и как тебе это понравилось?
Маниакис еще не забыл мгновенного липкого ужаса, охватившего его перед, казалось бы, неизбежным столкновением. Но ужас уже почти смыла волна жаркого гнева; первая его мысль была о мести. Но потом ему стало стыдно, и стыд легко погасил ярость. В конце концов, Эринакий имел полное право знать, какого монарха он увидит на троне, если пошлет Генесия к Скотосу.
