И тут меня осенило.
Точно — дача!
Конечно, это временное решение. Собственно, это вообще не решение. Не могу же я серьезно рассчитывать на то, что за неделю бабка остынет и передумает, или мама уговорит ее впустить меня обратно, — уж больно качественно я ее задразнил и запугал. Но, по крайней мере, у меня будет крыша над головой, и, возможно, даже не очень дырявая.
Так что все складывалось чудесно!
Я воспрянул духом и радостно сообщил Грегу, что хоть сейчас готов к любым подвигам и испытаниям.
— Прекрасно, — прервал Грег мои излияния. — То что надо. Бери отпуск и поезжай туда.
— А вы?
— Что мы?
— Разве со мной не поедете? — разочарованно спросил я.
— Нет.
Я подумал и уточнил:
— И не полетите?
Из трубки донеслось хмыканье.
Я представил себе Зеленкино. Тысячи участков, бедные типовые дачи, километры ледяных болот, тающий снег и грязь по колено. Людей там сейчас нет, только стаи бродячих псов да бомжи возле станции. А если еще и единственный магазин не работает, то вообще кранты… Вот если бы поехать туда чуть позднее, например на майских, когда станет посуше…
— Ничего страшного, — утешил меня Грег. — Помочит тебя дождиком, не растаешь. Возьми запас еды дней на пять, а там видно будет.
— Да он сибарит! — неожиданно услышал я в динамике голос Валенка. — Ты глянь, как он ценит комфорт для своего нежного тельца!
Интонации у Валенка при этих словах были прегнусные. А при словах «нежное тельце» послышалось нечто похожее на чавканье.
— Про тельце — это важно, это мы запомним, — ответил Грег в сторону, и голос в трубке снова стал громким: — Нет, Алекс, извини — ты поедешь сейчас.
И он нажал на отбой, оставив меня с вытаращенными глазами, в тщетных попытках вспомнить, когда это я говорил вслух о своем нежелании ехать в Зеленкино. Он что, по телефону мысли читает? И откуда там взялся Валенок?
Хотя на глобальный переезд мне в самом деле понадобилась бы не одна неделя, сумку с вещами первой необходимости я собрал минут за десять. Заглянув в ванную за полотенцем и зубной щеткой, я увидел своего потустороннего соседа, сидящего на привычном месте возле раковины. При виде меня он тут же нырнул в слив.
Повинуясь порыву, я предложил ему:
— Поехали со мной!
Тот молча сидел, блестя глазами из-за решетки.
Я протянул ему руку. Он немедленно попытался ее тяпнуть, но я уже был готов и со смехом отдернул ее.
— Ничего, — пообещал я. — Мы с тобой еще разберемся.
Закинув сумку на плечо, я подсунул бабке под дверь ответное послание и отправился в путь.
Все оказалось именно так, как я и опасался. Я еще не приехал в Зеленкино, а уже был сыт дачей по горло.
Несколько часов трясся на дребезжащем автобусе с какими-то чумазыми селянами. Потом проехал свою остановку и оказался в «Зеленкино-2», которое было в пять раз больше, чем просто Зеленкино. Тащился обратно пешком вдоль шоссе, а машины поливали меня грязью, уносясь мимо садоводств в дивные места, к берегам Ладоги, где кирпичные коттеджи живописно разбросаны среди сосновых лесов, где настоящая правильная жизнь, о которой мне всегда твердила Ленка. А вовсе не та, к которой меня собирался готовить Грег.
Зеленкино было в своем обычном забубенном виде. Всю зиму оно погружено во мрак и тишину. Весной оно встречает безлюдьем и непролазной грязью. Магазин, конечно, не работал. Хорошо, что Грег посоветовал мне взять с собой еду. Правда, никаких конкретных сроков испытания Грег так и не назвал, как не сказал, в чем оно будет заключаться. Просто сказал: «С тобой свяжутся», — как заправский шпион.
Кроме стаи собак, облаивавшей меня до самого дома, я не встретил в Зеленкино ничего живого. Я не приезжал сюда уже несколько лет, однако каким-то чудом нашел наш дом среди сотен ему подобных. Распахнув скрипучую калитку, я вошел на участок и остановился, озираясь.
На часах было около полудня. Выглянуло солнце, пригрело, и сразу повеяло апрелем. На солнечной стороне участка было сухо и тепло, вкусно пахло нагретой землей. Сквозь слой слежавшихся сухих листьев уже пробивалась наглая сныть и желтые головки мать-и-мачехи. В тени все еще лежал глубокий, пористый снег, покрытый потемневшей коркой подтаявшего наста. Над ним порхали бабочки-капустницы. В голый кронах берез посвистывали какие-то птички. По березовой коре рядом со мной полз червячок, мастерски маскируясь под сухую хвоинку.
«А тут не так уж плохо!» — решил я, вдыхая ароматы весны.
Домик моего детства снаружи смотрелся премило. Этакая избушка, усыпанная сухими листьями и увитая прошлогодним плющом, — правда, слегка покосившаяся.
«Захудалый барон бросает свой замок и уходит в отшельники, — подумал я, оглядывая угодья. — Вот и мой скит. Бамбуковая, блин, хижина».
Надо сказать, меня иногда посещала шальная мысль все бросить и пожить в полном уединении. Я мысленно обсасывал ее и оставлял до лучших времен, и так уже несколько лет подряд. Тяга к отшельничеству не оказалась настолько сильной, чтобы я хоть раз собрался ее реализовать.
«Нет худа без добра, — думал я, направляясь к крыльцу. — Если бы не Грег, моя давняя мечта так бы и осталась мечтой…»
Но когда я энергичным рывком вскрыл разбухшую дверь, энтузиазма поубавилось. Изнутри шибануло холодом и прелью, как из склепа. В доме оказалось гораздо холоднее, чем снаружи.
Комнаты и кухня были погружены в полумрак, все окна плотно занавешены. Все, что могло отсыреть, отсырело. По скатерти рассеялись черные точки плесени, в углах колыхалась паутина. В хлебнице лежало нечто неописуемое — видимо, забытый прошлой осенью хлеб. Зато в сенях нашелся заряженный газовый баллон. И даже электричество имелось! Отлично, без чая и горячей еды я не останусь.
Я скинул с плеча спортивную сумку на кухонный стол, усыпанный мышиным пометом.
Добро пожаловать домой!
Весь остаток дня я работал, как зэк на лесоповале: рубил дрова и топил, и снова рубил, и опять подкладывал поленья в прожорливую печку. Часам к восьми, когда начало смеркаться, в доме все еще было сыро, зато стало жарко, как в бане. Морщась от боли в стертых топорищем руках, я поставил на плиту чайник и вышел на крыльцо покурить.
Черт! Апрель закончился. Небо затягивала серая туча. Медленно, почти незаметно глазу ее выносило из-за неподвижных берез. Все вокруг: крыши, деревья, оттаявшая земля и уцелевший снег — постепенно темнело, сливаясь с беспросветно-серым небом. Я ощутил на лице несколько холодных уколов грядущего дождя.
«По крайне мере туча не снеговая!» — подбодрил я себя, затягиваясь сигаретой.