Голос его катился ровно, спокойно, страшно рокотал, словно оползень в горах. Сминая всех и всё. И холодное, беспощадное железо было в серых глазах.
Только всё равно слышалась едва сдерживаемая дрожь ярости.
И тут мне захотелось рассмеяться, а потом плюнуть ему в белую бороду.
Потому что его там не было. В трактире. Той страшной ночью.
И ничего-то он не знал, этот всенародно избранный староста. Этот дрожащий от злости червь.
Но я просто поклонился и сказал:
— Скоро осень, господин альдерман. Будет бочонок.
Свен пожал плечами и сказал:
— Смотри мне…
* * *
Восточный ветер гнал пыль по дороге, крутил серые вихри на перекрестке, и людей перед Хвитенборгом становилось всё меньше. Словно дыхание неба сдувало их. Только люди старосты остались на крыльце. Я откланялся и побрел через перекресток, поглядеть на трактир. Убедить себя, что вчерашнее побоище мне привиделось.
Возле поворота меня нагнал окрик:
— Снорри! Погоди!
Я обернулся. И чуть не захохотал. От острого предчувствия беды.
То был Эрвальд Эрпасон. Он шёл, вытирая руки о край короткой серки. Потом остановился — слишком далеко, чтобы подать руку — и вдруг отвесил поклон. Когда я посмотрел в его глаза, улыбка сползла с моего лица.
— Я вызываю тебя на хольмганг, Снорри Турлогсон, — тяжело сказал Эрвальд.
Тьфу, досада. Только этого не хватало…
— И что же, друг мой Эрвальд, — сказал я тихо, — ты полагаешь, что коли ты меня побьёшь, то Митрун тебя полюбит? Уж не Эльва ли Старая Дева внушила тебе эту мудрость?
Он ничего не ответил, только тяжело засопел.
— Что же, коль скоро ты знаток поединков, — продолжал я, — то должен знать, что тот, кого вызвали, имеет право взять защитника. Наверное, нет нужды говорить, кого я попрошу о защите.
Эрвальд побагровел. На губах его шевелились страшные оскорбления и проклятия. Наконец он выдавил:
— Ты лжешь, Снорри. Нет такого обычая!
— Так идем спросим того, кто более сведущ в таких делах. Думаю, у Грама Гримсона найдётся для нас минута.
И мы зашагали обратно к белокаменной стене Хвитенборга.
Об этом обычае я узнал от Эльри. Вроде бы, раньше он соблюдался. Да и матушка сказывала о чем-то похожем. Впрочем, давно уж не было среди нас поединков — исключая трактирные драки, конечно.
Не то чтобы я боялся Эрвальда. За мою Митрун я дрался бы с самим Тэором, богом грозы и битв, а не то что с колбасником. Но это, конечно, не решило бы дела, чем бы ни кончился бой. Если бы я оказался побит — Митрун возненавидела бы Эрвальда лютой ненавистью. И уж она-то придумала бы, как отомстить. Кровь стыла бы в жилах от рассказов о её мести. А выиграл бы я — нажил бы в лице Эрвальда и его родичей врага. Мне меньше этого хотелось, чем может показаться. А ещё меньше хотелось тратить время на пустое рукомашество.
Да и, кроме того, Эрвальд сын Эрпа был покрепче меня…
…Грам спустился к нам, недовольно морщась.
— Ну, чего надобно, дуралеи?..
— Достойный воин, нам нужен твой совет в таком деле, о котором никто лучше тебя, верно, не рассудит! — выпалил я.
— Эк закрутил! — буркнул Грам сердито, но в глазах его мелькнул огонёк задора. — Чего случилось?
— Правда ли, что тот, кого вызвали на бой, имеет право на защитника? — спросил Эрвальд недоверчиво.
— Да, конечно, — отозвался Грам, усмехаясь, — одного человека, что станет драться вместо него. Более того, тот, кто бросил вызов, не имеет права его отозвать, даже если защитник будет сильнее него.
Эрвальд икнул.
— А к чему это вы спрашиваете? — Грам переводил глаза с меня на мясника и обратно. — Что, уже кто-то кого-то вызвал? Верно, из-за хорошенькой девушки, хе?
— Нет, мы тут просто поспорили, — усмехнулся я. — Прости, что отвлекли.
— Тьфу на вас, — обиделся Грам. — Скучная какая-то молодежь пошла. Вот в наше время…
…Мы чуть отошли, и Эрвальд прошептал в отчаянии:
— Снорри, ты что, трусишь со мной драться?
— А ты что, трусишь драться с Эльри? Уж будь уверен, он-то мне не откажет! Или не уважаешь древние обычаи, Эрвальд Двадцать Гульденов?
Сын Эрпа опешил.
— Какие двадцать гульденов?..
Понятно…
Чтоб ты сдохла в канаве, старая ничтожная дура!
— Не важно. Я не стану с тобой биться. Потому, главным образом, что Митрун это придётся не по нраву. Но, впрочем, никому не скажу о нашем разговоре, и тебе лучше бы это оценить!
— Но что же мне делать, Снорри? Я же люблю её!
Гм… А я — нет, не люблю. Играюсь. Так, что ли?..
— Трудно тут что-то сказать. А знаешь, сходи в Одхоф, спроси совета у Фундина Пасечника. Люди говорят о нем, будто он мудрый, и мне не кажется, что это неправда. Мне он помогал, когда не стало отца.
— Хм… Разумным кажется этот совет. Снорри, ты… это… ну, словом, извини…
— Да ладно. Заходи как-нибудь на пиво.
Он зашагал по дороге на юг. Потом остановился и бросил через плечо:
— Я буду молиться всем богам, Снорри, чтобы она была с тобою счастлива.
Ох как не понравился мне его голос! Таким голосом говорит тот, кто идёт на смерть. Тот, кто не даст за свою жизнь и ломаного эйрира.
Тем более — за слёзы близких.
Когда он скрылся за поворотом, я вздохнул и направился всё-таки к трактиру. И смрад чёрной грязи монет стал сильнее.
* * *
Дорога у "Под дубом" была перекрыта. Суетились рабочие, скрипели телеги, слышались крики старшего мастера и Этера. Трактир облепили как муравьи. Замеряли, пилили, строгали. Восстановление корчмы шло полным ходом. Этер Хольд не терял времени.
— Несколько дней торговать не смогу, — сказал трактирщик, — но наш славный гость вчера покрыл убыток сторицей!
— Кстати, как он там? — спросил я. — Тут такой грохот!
— Понятия не имею, — отвечал Этер. — Я его предупредил, что пару дней будет шумно!
Тут от заднего двора тронулась телега: Гербольд Скавен покидал наш гостеприимный городок.
— Хэй, торговец! — окликнул его Этер. — Ты забрал тела своих людей?
— Нет!
— А что нам с ними делать? Как их похоронить?
— Не знаю. Делайте с ними что хотите! — отвечал тот.
Этер безразлично пожал плечами:
— Хэй, Трор! Выбрось-ка тех семерых героев собакам! Что ценного у них найдёшь — оставь, так уж и быть, себе.
У меня мурашки побежали по коже. На затылке зашевелились волосы.
— Ну, Снорри, что смотришь? — усмехнулся Этер. — У меня собаки третий день голодные, а тут мяско само приползло…
Тьфу на тебя, подумал я, но ничего не сказал и пошёл прочь.
