— А может, оклемается?
Но Силуян Лукич был совсем плох.
Акимка и Якушка сидели рядком и с жалостью на него глядели. Чем помочь — понятия не имели.
— Я их убью, — вдруг сказал Якушка. — Не знаю как, но убью.
— Ну вот, мало нам автозаправочного, теперь и ты еще спятил, — горестно заметил Акимка. — Как можно убить ветер?
— Это не ветер, это что-то другое. Ветер не пакостит.
— Ага, не пакостит! У Петровых на втором этаже окно захлопнул, стекла полетели!
— Это не нарочно. А вихорь за домовыми гоняется. Значит…
— Значит, у него есть мозги, что ли?
— Откуда я знаю, что у него есть!
— Непонятно получается. Если бы он хоть добычу съедал! — воскликнул Акимка. — А то просто шлепает оземь и губит. Нет, он все-таки безмозглый…
— Вот убью — тогда разберемся, — пообещал Якушка. И стал связывать вместе веревки.
— Ты что это затеял?
— Пойду по следу. Он же, когда нас отпустил, куда-то убрался?
— Никуда он не убрался, а просто осыпался.
— Нет! Так быть не может! У него же глаз! Что, и глаз осыпался?
Вот этого Акимка не заметил и врать не стал. Куда подевался глаз, он понятия не имел.
— Нужно бить в глаз, — решил Якушка. — Чем-то острым. Жаль, ножа нет…
— А ты его поднимешь, нож-то?
Человеческая промышленность оружие для домовых не выпускает, а кухонный нож для них так же неловок в обращении, как для современного мужчины двуручный меч. Да и где его взять тут, в заброшенной деревеньке?
Но не зря домовые смотрели телевизор. Вспомнили передачу про дикое племя, живущее в джунглях, и как оно острие стрел на костре обжигает, а потом камнем до нужного вида доводит.
— И точно! — обрадовался идее Якушка. — Только вот где огонь раздобыть? Может, у здешних домовых в печи угольки остались? Люди-то совсем недавно ушли.
— Люди ушли давно, это только домовые засиделись, — хмуро сказал Акимка. — И гляди, больной наш что-то пену ртом стал пускать…
— Совсем плох, да?
Акимка промолчал. Он уже и тогда мертвого тела испугался, второе мертвое тело казалось еще страшнее — потому что жизнь вот прямо так, на глазах, уходила…
— Сидим, как два дурака! — вдруг заорал Якушка. — Надо же что-то делать! Надо его к дороге тащить!
— Не дотащим же!
— Дотащим!
— А там?
— Машину остановим!
— Кто — мы?!
Но в Якушкиных глазах уже полыхало безумие.
Оставлять своего в беде — грех. Бороться за своего нужно до последнего. Это давнее правило, в последние времена подзабывшееся, высветилось в памяти сперва у Якушки, а потом и у Акимки.
Осторожно переложили Силуяна Лукича на кусок полиэтилена, увязали, соорудили лямки, впряглись и потащили, сперва по скользкой траве, потом по пыли, оттуда к мостику, к шоссе, к людям.
— Тихо! — Акимка остановился. — Шуршит!
— Вихорь?
— Гляди…
Они повернулись и увидели, как это получается.
Сперва словно из-под земли появилась змейка-струйка, пробежала немного, завилась. Кружок образовался на дорожной пыли, как будто его палочкой начертили. В кружке зародился бугорок, на нем — круглое пятнышко, и тут же поползло вверх. И стали видны струи воздуха, что закрутились вокруг бугорка, подхватывая пыль, и начал расти серый столб.
— За нами, сволочь, пожаловал!
Якушка выпутался из лямки и подхватил с земли сучок. Оружие жалкое, но все же!..
— Тащи его под куст! — крикнул Акимке. — Скорее, Аким Варламович! Пока эта тварь не выросла!
— Да брось ты его совсем, Яков Поликарпыч! — из последних силенок волоча груз, взмолился Акимка. — Под кустом отсидимся!
— Стыдно под кустом отсиживаться, Аким Варламович! Пусть видит — никто его тут не боится! Сам сдохну — да и его погублю!
— Болван ты, Яков Поликарпыч! — еле выговорил Акимка, потому что слезы из глаз брызнули.
А вихорь тем временем стал вровень с домом, толщиной с бочку и, качаясь, загребая весь мусор на своем пути, двинулся к Якушке. Тот ждал, выставив острый сучок. И был наконец подхвачен, и понесся вверх по спирали, и оказался прямо напротив страшного ока.
У него хватило выдержки сунуть туда свой сучок, но рука не ощутила сопротивления, Якушка словно провалился в дыру и стал стремительно падать.
— Петля! За петлю дергай! — услышал он повелительный голос. — Ну! Дергай, дурак!
Это был не Акимка, нет, это вопил издалека Евсей Карпович…
* * *
Есть такая штука — тоска. Она бывает разных видов. И самая страшная — по тому, что не сбылось. У иных она проявляется в молодости и гонит на поиски приключений. А у иных — когда уже пора старые кости у камина греть.
Эта вот хвороба и допекала постоянно Евсея Карповича.
Проводив Акимку с Якушкой, он сперва полагал, что виной плохому настроению — тревога за недорослей. А потом поймал себя на зависти. Ему хотелось куда-то спешить сквозь ночь, с кем-то схватываться насмерть. И уютные объятия Матрены Даниловны, какими ни один здравомыслящий домовой не пренебрег бы, не выдерживали сравнения с этим странным желанием.
Домовые в большинстве своем очень рассудительны. Но Евсей Карпович принял решение скоро и беспощадно — по отношению к себе. Он лишил себя ночного сна в мягкой постельке и компьютера, к которому пристрастился, на неопределенный срок и поспешил вслед за разведчиками.
Сам себе он твердил всю дорогу, что негоже отправлять молодежь на такое дело без присмотра. И сам же понимал, что в присмотре нуждается не только молодежь…
Прибыл он вовремя. И заорал в самую подходящую минуту.
Якушка, не рассуждая, а лишь повинуясь, дернул свисавшую из заплечного мешка петлю. Тут же мешок раскрылся, оттуда выскочил большой клетчатый платок, прихваченный веревками за уголки, раскрылся — и вместо того, чтобы рухнуть, Якушка опустился хотя и быстро, но без членовредительства. Правда, грохнулся на бок, и платок протащил его по траве.
Евсей Карпович бежал к нему изо всех сил, но Акимка первый оказался рядом. Он сгреб в охапку платок, а потом оба разведчика понеслись, потому что вихорь, упустив добычу, сильно рассердился, укоротился и расширился, после чего, загребая в свои круги все больше пространства, двинулся следом за домовыми.
— К речке! К речке бегите! — кричал издали Евсей Карпович. — Под бережок!
Речка с полуразвалившимся мостиком была совсем близко. И Евсей Карпович рассчитал правильно: берег, пусть и невысокий, был крут, и под ним вода вымыла места столько, чтобы домовые, спрятавшись, оказались под глинистым карнизом и чувствовали себя в безопасности. Правда, искать спуск не было времени — соскочили, как умели, и замочили лапы.
