Мы ходили по колено в воде.
Потом началось наводнение – потому что сразу и ливни, и тает снег, и ветер южный ураганный, и дамба уже наоборот – мешает воде вытекать… В общем, три или четыре дня не ходило метро, неделю не было занятий. Первые этажи универа залило. Говорили, что не обошлось без жертв – не на Васильевском, правда, а на Крестовском – смыло несколько машин, и еще возле Невского лесопарка – там вообще автобус снесло в реку, и чудо, что он оказался почти пустой.
Все эти дни я сидел дома и не мог перестать думать о том, как бы мне утопить Артура, чтобы никто ничего не видел и чтобы не оставить следов преступления. Все планы были блестящи. Единственно, что меня остановило, так это дождь: мерзкий, всепроникающий, почти горизонтальный. Ходить против него можно было только медленным кролем – а я почти не умею плавать.
Каждый вечер к соседнему парадному подъезжала темно-серая «ауди», и несколько минут спустя Маринка в зеленом плаще с капюшоном выкатывалась из-под козырька и прыгала на переднее сиденье.
Я, между нами говоря, не всегда себя понимаю. Во всяком случае, реже, чем других. Чего я взбеленился, скажите? Повторяю, никогда я Маринку не представлял рядом с собой, никогда не ревновал ее к другим парням, а тут… Затмение нашло. Амок, говоря выспренним старинным штилем.
Лбом и коленками я пересчитал все твердые острые углы в нашей нелепой квартире, целыми днями слоняясь от кухонного окна, уставленного горшками с чем-то зеленым, которое никогда не цвело, и до навечно запертых межкомнатных дверей в моей комнате – за ними были еще две анфиладные комнаты, чужие, других хозяев, и на моей памяти в них никогда никто не жил, кроме мышей. На двери висела карта адмирала Пири Рейса, там же его портрет и – повыше – портрет Миклухо-Маклая. Не представляю, что они не поделили, но старательно смотрели в разные стороны, игнорируя друг друга.
Как и положено в этой реальности, спасла меня сессия. После сдачи этнографии Северного Урала я проснулся сравнительно нормальным человеком, способным даже с иронией и сарказмом посмотреть на себя прежнего. Хотя, конечно, иронический и даже саркастический взгляд на столь жалкое существо не делал мне чести…
Тогда, кстати, и стало наконец известно, что денег на летний полевой сезон ректорату удалось немного добыть и что отряд начинает в спешном порядке формироваться. Под командованием кэфээна Брево, фольклориста. А мне пофиг, сказал я себе, пусть будет фольклорист, я не сноб. Пошел и записался среди первых. И Патрик записалась – еще раньше меня.
Вот… А буквально через день-два после этого Артур этак легко и непринужденно Маринку отпустил: дескать, пока-пока… что, ты еще здесь, золотая рыбка?
И завел себе Вику.
Типа решил отдохнуть от брюнеток и попрактиковаться на блондинках. Вика, между прочим, была натуральной блондинкой. В обоих смыслах.
Кстати, я долго думал, что если у блондинок корни волос темные – то это значит, что блондинка не настоящая, а крашеная. Так вот – фиг. Смотреть надо не на цвет корней, а на плавность перехода: если граница светлого и темного резкая, вот тогда крашеная. А если переход плавный – натуральная.
Зачем я это говорю? Просто так. Может, пригодится кому-нибудь. Из-за какой только фигни люди себе жизнь не калечили. Может, я кого-то сейчас спасаю.
Вы ведь только представьте, Маринка как-то не сразу поняла, что ей дали отлуп. Не, не так. Гирьку с весов скинули, граммовую такую, почти глазом не видимую. Вынесли за скобки и сократили. С рукава сдули вместе с пухом.
Знаете, такое даже с самыми умными людьми бывает: тупят. Особенно если что-то серьезное и в первый раз. А некоторые вещи случаются только с умными, у кого мозги быстрей рефлексов. Что, неужели это со мной? Так не бывает… Ведь никаких признаков не видел. Всему находил объяснения. Предательство и смерть – это то, что случается только с другими… ну и тому подобное. Зато когда до нее наконец дошло…
Мы – отряд – как раз собрались в общаге на Кораблях на предмет инвентаря. У кого-то из наших давно было все свое: рюкзаки, спальники, пенки, посуда, – а кому-то приходилось занимать у археологов и геологов – они обычно отправляются на практику тогда, когда мы уже возвращаемся. Лежалое старье стаскивали от добрых людей, и Джор раскладывал это по полу рекреационной комнаты – осмотреть и слегка проветрить; а Маринка, Валя и Аська Антикайнен устроили волейбол в кружок. Мы с Хайямом как раз сравнивали достоинства трех мыльниц – моего «панаса», его «никона» и отрядного «пентакса», у которого был один серьезный плюс – это неубиваемость и непромокаемость, а все прочее – только минусы. Так что именно тогда я сделал первый сенсационный снимок события… как это по-русску… «события, положившего начало длинной цепочке других событий, приведших к логическому концу…».
Я стебусь, ребята, хотя при этом говорю чистую правду. Первое в цепочке событий. Взаимосвязанных притом.
Короче: Маринка усмотрела, что Артур, сидя рядом с Викой, приобнимает ее не за плечико и не за бочок, что было бы естественно, и даже не за задницу, что еще туда-сюда. И мяч, конечно, у Маринки с руки срезался и по идеальной прямой пришел Артуру прямо в нос. Говорил я, что они в волейбол играли старинным тяжелым заскорузлым кирзовым мячом со шнуровкой? Так вот, именно шнуровкой мяч и лег в цель.
Хо-хо. КМС по волейболу, если кто не знал.
А я как раз смотрел туда же, куда и Маринка, но не прямо, а через мониторчик «пентакса» и кнопочку уже держал нажатой. Не стяжая лавров папарацци, просто глазами наблюдалась некая странность в позах, а в привычных руках «мыльница» легко заменяет бинокль. Затвор сработал удивительно вовремя (ну, вы знаете эту, перемать, особенность фотомыльниц: они снимают не в тот момент, когда нажмешь кнопку, а долей секунды позже; сколько великих моментов так и остались недозапечатленными). И кадр вышел что надо (а если б специально снимал – не успел бы): отлетающий вверх мяч, валящийся назад со скамейки Артур (ноги в стороны и вверх), вцепившийся судорожно в то, что полсекунды назад нежно поглаживал… И Вика, делающая ручками вот этак и в ужасе смотрящая вниз и вбок: оторвал или не оторвал?
Хороший снимок. Динамичный. Вот он.
…Я все думаю: если бы Маринка попала сантиметром ниже и не просто рассекла Артуру кожу на переносице, а сломала бы носовой хрящ, и поехал бы с нами не он, а кто-то другой – Вася-боцман например? Изменилось бы что-нибудь? И вообще – случилось бы что-нибудь?
Хороший вопрос, правда? Я все пытаюсь на него ответить…
Ну, дальше отметили мой день варенья – узким кругом. Я почему-то до дрожи не люблю свои дни рождения. Это еще с детства у меня. Помню, меня закармливали клубникой и черешней. Клубнику и черешню я из-за этого тоже теперь не ем.
Родители посидели немного за столом и ушли – типа гуляйте, молодежь! – а скоро ушли Джор со своей метелкой (Джор, извини, если ты это читаешь, но она, ей-богу, похожа на метлу, честное слово) – оставили нас с Инкой наедине. Я ей немного попел, потом проводил домой. Потом вернулся и в одиночку надрался. Что-то пел – орал – сам себе, глядя на отражение в дверце полированного шкафа. Прощай, братан, тельняшку береги, она заменит орден и медаль. А встретимся, помянем мы своих. Как жаль тех пацанов, ну как их жаль. Порвал струны.
Мне было так тоскливо, что не передать.
Получилось так, что до Петрозаводска мы добирались порознь. Видимо, была в этом странная технологическая необходимость, подробностей я не знал и не стал вникать. Порознь – ну и пусть с ним, будет порознь. Кто-то ехал на грузовике, кто-то поездом, кто-то (угадайте с трех раз, кто именно) с Артуром на его авто. Нашей компании достался автобус. Благодаря грузовику рюкзаки не отягощали наши могучие плечи, равно как и хрупкие, в зависимости от гендерной принадлежности. Употребление многосложных слов, воспринимаемых недоразвитыми личностями как оскорбление, – одна из фишек полевой работы. Так что я, наговаривая такие штуки в диктофончик, не выпендривался, а разминался.
В автобусе нас было пятеро: мы с Джором, Аська Антикайнен, Валя и Патрик. Я проспал всю дорогу, говорили, ночью было что-то вроде маленькой аварии – не знаю, ничего не слышал. Утром мы вышли на привокзальной площади, уволоклись в зал ожидания, оккупировали дальний угол и стали ждать остальных. Времени намечалось примерно до полудня.
Почему-то жутко хотелось пить.
Джор сбегал в магазин и вернулся с пивом и рыбкой. Теперь нам стало легко. Пиво удалось. Рыбка тоже удалась. Дважды к нам подходил милиционер, прислушивался к ведомым речам, застывал, а потом вежливо просил не сорить – и уходил на цыпочках. Цивилизационное превосходство – великая штука в умелых руках. Если, конечно, противоположные руки не вооружены и не начали уже враждебные физические действия.
Потом подъехал грузовик с Рудольфычем и незнакомым мужиком. Гора наших вещей стала заметно больше.
