— А напрямую, без заклинания и форму, что-то делать можно?
— Считывать информацию — да. Шагать — нет, Александра. К тому же я предполагаю, что если вы что-то обнаружите, то позвоните сразу. Или мне, или Станиславу Алексеевичу, или своим наставникам, если получится. Сразу же. Никаких попыток лезть на рожон. Ваша задача — сбор информации и разведка, а не расследование. Доступно?
Все трое кивают.
— Сказать если мы что-то найдем, — Коля рассматривает амулет, — а если нет?
— Тогда вы, вдоволь пообщавшись с подрастающим поколением и поразвлекав его, закончите работу на смене и вернетесь из уголка дикой природы к нам, в душный город, проведя три недели в близости с обычными людьми и без применения магии. Если сожжете маскировочные амулеты без причины — я узнаю. И вы отправитесь в архив до начала занятий, и после них тоже. Доступно?
Саша кивает.
— И последнее, — Михаил Ефимович обводит их глазами, — я предвижу вашу радость от отдыха на природе и предупреждаю сразу. Не обольщайтесь — вы туда отправляетесь в первую очередь работать. Как люди. Работать — и если администрация лагеря пожалуется на вас, то архив будет ожидать вас во время каждого свободного часа на протяжении ближайшего года. Вы от и до подчиняетесь местному начальству и забываете о том, что магия даровала вам, господа. Смиряете свои амбиции — и работаете так, как последний незатронутый. Старшая вожатая в «Дубах» — Марина Владимировна, человек, не посвященный в дела Ордена. Хоть один случай неподчинения — и вы трое нескоро найдете время даже посмотреть в сторону спиртного. И наручники поселятся на ваших руках надолго. За нарушения Закона нужно нести ответственность. У вас два дня на сборы — в санатории надо быть послезавтра. Свободны, господа.
Глава 2
— Гитару брать? — Катя задумчиво рассматривала весьма запыленный чехол, стоявший в углу комнаты.
Саша, развалившаяся в мягком кресле-груше, только покачала головой.
— А как же это все вот — костер, пионеры, романтика? — Коля, занявший диван и потягивавший сок прямо из картонной коробки, пошловато хохотнул.
Саша возвела глаза к небу. Сама она свои вещи собрала еще с утра, и на предложение зайти в гости к Кате ответила согласием. К тому же подруга пообещала, что к ней зайдет и ее мама, готовая присмотреть за Боней три недели ровно так же, как и за Катиным Вельзевулом, черным хорьком с совершенно неумным характером. Как правда животины будут жить здесь вместе — Саша не представляла. Боню хорь уже загнал под шкаф, и судя по важному виду, на достигнутом останавливаться не намеревался.
Катя собиралась. А Коля, похоже, у нее в квартире и вовсе чувствовавший себя как дома, мешал.
Саша оборвала собственные мысли. Из них двоих была прекрасная пара, и проводить время вместе было действительно интересно. Но Коля, несмотря на то что был ее сверстником, временами казался легкомысленным мальчишкой. Не то что бы это было плохо, но иногда раздражала. Кто бы говорил, конечно. Но все же сама Саша по крайней мере в своих глазах казалась себе куда более спокойной и уравновешенной. Хотя бы потому что в драку с байкерами первым именно Коля полез, выпив и решив защищать «честь прекрасной дамы». Да и Катю в ее идеях иногда нужно было останавливать, а Николай делал это ну очень редко. И сейчас он, кажется, принципиально противоречил Саше по любому озвученному вопросу. Это… Утомляло.
А еще если бы не Катин энтузиазм — Саша давно сидела бы дома, никуда не влазила и предоставила этих двоих самим разбираться со всем. Но подруга особенно после всей той истории с ее «помощью в секретном деле» явно задалась целью присматривать за Сашей и постоянно звала куда-то, так часто, что отвечать отказом каждый раз было просто неудобно. Не кто-то ли из близняшек ее просил…
Саша усмехнулась про себя. Так она сама станет параноиком почище этого Оладько В.В. Просто Катя разом хотела общаться и с ней, и с Колей, вот и все. А получалось — что получалось. Тем более что она сама не без удовольствия во всех не совсем законных затеях участвовала.
— Костер будет. Как и пионеры. А из всей романтики — постоянный присмотр и за пионерами, и за костром, — Саша обрубает полет фантазии парня.
— Пусть друг за другом присматривают, делов-то, — Коля фыркает.
— Саш, ты ведь работала уже в лагере? — Катя разглядывает гору одежды, вываленную из шкафа, — что из этого может пригодиться?
— Ничего. Или все разом, — Саша пожимает плечами.
— Бери вот это, — Коля указывает пальцем на длинное черное облегающее платье. Саша и не знала, что у Кати есть что-то подобное.
— И зачем? На дискотеки ходить?
— Именно.
— В форме придется туда ходить, — Саша осматривает одежду, — бери что удобное и стирается легко. И что гладить не надо.
— Почему?
— Времени не будет на глажку. Или сил. А скорее всего — и того и другого.
— Ты так говоришь, словно мы едем не в лагерь работать, а на плантации, — Коля делает еще несколько глотков сока, — расслабься.
— Расслаблюсь. Когда мы найдем там что-нибудь толковое в первые пару дней и свалим обратно, передав дело оперативникам, а детей — сменщикам. Не раньше.
— Не смеши меня. Начальство просто от нас избавилось, отправив на этот глухарь.
— Думаешь? — Катя рассматривает какой-то пеньюар противного розового цвета.
— Уверен. Нету там ничего, такую статью я за день накатаю, еще и свидетелей найду сколько хочешь. Тот кто ее написал — просто больной, я это точно говорю. У меня папа — психиатр, я в психах разбираюсь. А эту прекрасную одежду — бери с собой, — Коля отпивает еще сока и подмигивает, — пригодиться.
— Я ничего не хочу знать о том, в чем именно. Но учтите — если мы будем работать одни на отрядах, а скорее всего это будет так, времени и сил ночью не останется ни на что.
— Пф. А кофе зачем? И час послеобеденного детского сна? Ты драматизируешь, Саша. Три недели абсолютно законных игр и развлечений с детьми в окружении леса, гор и речек. И за все это нам еще и заплатить обещали, между прочим.
— А ты в курсе, что вожатые вообще-то не аниматоры, а воспитатели в первую очередь? — Саша не сдержала раздражения. Она представляла, какой вожатый будет из Коли. И заранее негодовала. Знала она таких «игрунов», которые развлекались вместе с детьми, превращаясь в тридцать первого ребенка в отряде и отказываясь брать на себя всякую ответственность. Знала — и работала пару раз с такими в напарничестве. Хуже не придумаешь, лучше уж в одиночестве работать.
— Значит — воспитаем, — отмахивается Коля. — И вообще, поездка вожатыми в лагерь, или санаторий, как его там, — это не конец света, а ты сидишь так, словно мы к черту в пасть собираемся. Отработает да домой поедем. Ну или выкинут нашу троицу оттуда — и дальше что? Во-первых — это им самим не нужно, где они там замену нам найдут? А пока не нужно — жаловаться не будут. А во-вторых — ну отправят нас домой, и что? Посидим в архиве, делов-то. Не кисни.
Саша только кивает.
Она отработала в детских лагерях два лета — девять смен. Пусть почти все они были короткими, в две недели, но все же с вожатской кухней она была знакома не понаслышке. И точно не собиралась еще раз ехать туда, где из взрослых выжимают все соки, пока дети живут по установленным лекалам круглые сутки, пытаясь усвоить только то, что «воспитатели» считают правильным. Она до сих пор помнила, с каким энтузиазмом ее отряд снимал на конкурс мини-фильм о вампирах, с какими горящими глазами его представлял, — и как весь педсостав отчитывал ее и напарницу за «пропаганду жестокости и насилия», а бессмысленный ура-ролик без темы и идеи о том, какой хороший у них лагерь, хвалили на все лады. Все награды их небольшого фестиваля и получили «ура-патриоты». Тогда как ее девочкам достался один поощрительный приз несмотря на огромную работу. И так — всегда.
И что-то подсказывало, что в этих «Дубах» будет не лучше.
Еще и пропадающие дети.
— Так все-таки — брать гитару?
