— А и правда… Отец меня отпустит?
— Я поговорю с ним.
— Я бы завтра и съездила.
— Аашу возьмешь?
— Дней за десять обернусь, туда, да обратно…
— Тебе пойдет на пользу. Отдохнешь, в море искупаешься, рыбки поешь…
Поумнеешь.
Последнее слово мать вслух не произнесла, но Тайяна и так ее понимала. С маминой точки зрения дочь валяла дурака, не желая сделать выгодную партию. Вот и пусть подумает на приволье…
Еще как подумает. Все обдумает, что произошло!
Никому бы девушка не призналась, но ей просто страшновато было выходить на улицу.
Сегодня она впервые поняла, что такое насилие, и опыт ей вовсе не понравился. Она бы отлично обошлась без повторения — и бегство к тетке казалось ей не худшим вариантом. Подумаешь, последний раз она была там крошкой еще семи лет от роду? Съездит и в двадцать два!
Тайяна знала, откуда берутся дети, но на себя это как‑то не примеряла.
Не было, не появлялось рядом с ней еще мужчины, на которого хотелось глядеть, хотелось протянуть руку и коснуться, улыбаться и разговаривать. А Шет…
Год назад, когда она натравила на него волчицу, парень начал просто преследовать ее. Но это — естественно. Он, первый парень в Лесу, а какая‑то соплюшка — отказывает?! Да еще так унизительно?
Не бывать!
Тайяна мрачно подумала, что уезжать надо было сразу. Или поступить, как большинство девушек. Бегать за Шетом, смотреть восхищенными глазами, томно вздыхать и хлопать ресницами. А она, вот, сразу и не подумала. Глядишь, он бы к этому времени от нее шарахался и дальней опушкой обходил.
А дальше все было быстро и несложно. Собраться — два платья в узел и на спину волчице, чай, не к людям едет, в соседний поселок. Пища?
Нархи — ро лес кормит. Ягоды Тайяна всегда нашла бы, а то и съедобные корни пожевать можно. Ааша тоже прекрасно охотилась сама. Так что прыгнуть на спину Ааше — и вперед.
Как ездят на волках?
Людям это делать не рекомендуется. Неудобно. Даже учитывая, что волки нархи — ро раза в полтора крупнее обычных и в холке могут доходить до полутора метров — это не лошадь. Седло не наденешь, узда тоже не рекомендуется, про стремена и шпоры умолчим для ясности. Выход только один — лечь животом на волчью спину и обхватить зверя за шею. Это если волк бежит быстро. Если же планируется обычная прогулка — тут можно и расслабиться, выпрямиться, но все равно — волчья шерсть достаточно скользкая и всегда есть опасность не сохранить равновесие. Мало ли — вот едешь ты на волке, вся такая красивая, в элегантном платьице, а тут — заяц. И следует непроизвольный рывок хищника за добычей.
Что будет с красотой?
Красоту вытащат. Из кустов, или куда там повезет свалиться. Но торжественность найти уже не удастся. Так что для парадных выездов волки негожи. А вот если надо быстро перемещаться по лесу, или воевать…
Нархи — ро давно не воюют, но границы Леса патрулируют именно на волках. Это и друг, и защитник, и оружие. Клыки, когти, которыми волк тоже не брезгует, преданность другу — не хозяину, нет. Хозяев у волков не бывает, и потому их сложно приучить и приручить. Но если ты достоин…
У Шета, кстати, своего волка не было. А Тайяна давным — давно пришла в питомник, чтобы взять себе волка — и попалась в лапы Ааши. Мелкая тогда еще двухмесячная угольно — черная волчица сама выбрала себе хозяйку. Сама подошла, ткнулась носом в колени и уселась рядом. Мол, не уйду. Бери теперь.
От такого предложения в Лесу не отказываются, так что Тайяна взяла малышку из питомника домой, выкармливала из соски, гладила, любила, учила — и сама не заметила, как Ааша стала ее частью. Может, даже и лучшей.
Родители не возражали и даже были довольны. Волки не всех выбирали, а у них вот какая дочь растет! Завидная невеста.
Для Шета…
Подумав об этом, Тайяна так зарычала, что даже Ааша дернула ухом. Мол, ты чего, хозяйка? Подумаешь, волк негодный попался? Так давай его загрызем? Или хотя бы больно покусаем?
Тайяна и покусала бы, да подозревала, что толку не будет.
А смириться не было сил.
* * *
Тетка приняла ее спокойно. Тайяна смотрела на нархи — ро и думала, что это — страшно. Такое концентрированное равнодушие в красивой обертке. Невысокая, стройная, изящная, с идеально уложенными локонами, в тщательно подобранном платье, а в глазах — пустота. Словно она океаном отгородилась от всего происходящего.
Тайяна смотрела — и не понимала, почему этого никто не видит?
Ни ее муж, ни дети, ни окружающие, или просто перемены совершались не в один день — и оказались привычны и незаметны? Когда в день падает по листку с дерева — никто не удивится, но всем так странно обнаружить деревья голыми пред зимой!
Таалейн э´Висс Шерран отвела племяннице небольшую комнату под крышей дома, Тайяна поблагодарила — и в первую же ночь сбежала в стойло к Ааше. С волчицей было как‑то спокойнее.
Второй день прошел, как и первый. Тайяна наблюдала.
За Таалейн, за ее жизнью — и не понимала. Почему мама говорила, что ее сестра была бунтаркой? Разве могла она гореть?
Разве было у нее то же, что и у самой Тайяны? Когда в груди шевелятся обжигающие язычки пламени, горят, зовут, тревожат, не дают ни спать, ни есть, ни жить спокойно, ни соглашаться с выбором старших, требуют чего‑то… чего?!
Тайяна не понимала — и оттого чувствовала себя вдвойне неприкаянной. А единственной, кому можно было пожаловаться, оставалась Ааша. Волчица сочувственно молчала, время от времени вылизывая щеку подруги.
Что тут скажешь?
Волки мудрее, у них право на самку получает самый сильный. А не тот, у кого папа — жрец.
Вот у Ааши ее и обнаружила тетка.
— Извольте объясниться, нари* Риккэр.
*- официальное обращение к нархи — ро среди своих. Мужчина — нар, девушка — нари, замужняя женщина — нара, прим. авт.
Тайяна пожала плечами.
— Мне стало тоскливо, и я сбежала к Ааше.
— Третий раз?
— Да.
— и ты ни с кем здесь не встречаешься?
Глаза тетки были подозрительными настолько, что Тайяна даже чуть оскорбилась.
— Интересно, с кем бы? Я тут уж лет двадцать не была! И свадьба у меня скоро…
Непроизвольно, в голосе ее прозвучало такое отвращение, что Таалейн чуть сдвинула брови.
— Ты не рада этому?
— Чему тут радоваться? Подходящая невеста для породистого жениха — и только‑то. Приглянись ему другая — я бы в благодарность весь Лес пешком обошла!
Таалейн хмыкнула. Ночь словно бы сорвала с нее маску, сделав женщину моложе, уязвимее и — непокорнее? Живее?
Тайяна не могла сказать точно, в чем заключается различие, но если днем перед ней была идеальная нархи — ро, то сейчас… маска, ставшая лицом, чуть треснула под лучами лунного света — и наружу медленно выбиралась отвратительная бабочка тоски и страдания.
