Так продолжалось несколько дней. Дед сидел со стеклянными глазами, на вопросы не отвечал и вообще больше молчал. Санька ел, готовил и, по желанию хозяина, часами бил в бубен. А потом он плюнул, взял с собой сушёных грибов и пошёл искать людей. Так он ходил раз восемь, и последний поход продолжался две недели. Ходил по солнцу, по мху на деревьях, по зарубкам. За эти месяцы блужданий набил на ступнях роговую кожу, выучил все местные грибы и ягоды — и съедобные, и, значительно лучше, несъедобные. И всё равно, отчаявшись, возвращался на звук бубна. А пару раз его полудохлого притаскивал обратно дед. Лечил, выхаживал, и всё повторялось по-новой — костер, жрачка, бубен.
И вот однажды, когда он в полной прострации сидел и мерно долбил, а в голове не было ни единой мысли, он услышал голос:
— Вечно вы, молодые, куда-то торопитесь. Бросаетесь с голой жопой на меч. А толку? Нет бы выучиться, да выйти спокойно, так вы в закрытую дверь бьетесь. А она не откроется. Убежище только впускает легко, кого от страху, а кого по случайности. На то и рассчитано, для спасения, когда и силы, и время на исходе. Но выход отсюда только один — научиться управлять собой и своей силой. Или здесь же состариться и умереть. Ну или не состариться, а просто умереть, можно даже самому.
— Кто это? — мысленно спросил сам себя Санька. — Вот, уже и глюки начались.
— Я это. И что такое эти твои глюки?
— Кто?!! — Санька в испуге оглянулся. Дед смотрел на него, пальцем тыкая себе в лоб. — Ни…. себе!!!
Дед, ни слова не говоря, подошёл, отобрал колотушку и зарядил ему по лбу. Искры. Темнота.
— Зови меня Великий, — голос возник в голове неожиданно, где-то на втором часу долбления.
— Великий кто? — подумал Санька, не переставая махать колотушкой.
— Просто Великий. А кто — не так важно.
— А я Санька, или Александр.
— Хорошо, Сандр, вот и познакомились.
— А вы бить меня больше не будете?
— Так — не буду. Если старые слова не будешь говорить.
— Какие ещё старые слова?
— Те, которые ты говорил. Старые слова, даже древние, из речи изначальной. Нельзя их в этом месте произносить — стены они укрепляют. Бывает, что люди, силой обладающие, с ума сходят, кричать начинают всякое, так чтобы не вырвались они отсюда, и бед в миру не натворили, стены и укрепляются. Да и вообще говорить старые слова не стоит. Через них плохое выходит, если думаешь о плохом. Врагу говори, тогда у него и рука дрогнет, и конь оступится, и копьё сломается. А просто так — не надо. Люди болеть будут, и всё вокруг них сыпаться, что под эти слова делалось.
— М-да, говорила мама — не ругайся матом, — вслух подумал Санька, как-то сразу поверив Великому. — Понятно, кстати, почему у нас машины такие хреновые. Потому, что делаются все под мать-перемать. Да и не только машины…
— А покажи-ка мне ваши машины, представь их просто. М-да, двигатели внутреннего сгорания. Древность какая дикая.
— Ничего не древность, тут и таких-то нет.
— Ну, таких, считай, нигде уже нет, везде либо электричество, либо ещё что похитрее. А тут их нет, потому как не положено. Котелок с чайником только, да и то — инвентарь, не вынести их отсюда, не сломать, не разбить и не потерять. Так что ты привыкай, сидеть тебе здесь долго, пока не научишься силой своей управлять. А как научишься — так и сам выйдешь.
— Сколько это — долго?
— Как тебе сказать… Время по вашему как идет? Быстро? Медленно?
— Откуда я знаю?
— Самый малый кусочек времени — сколько? Показать сможешь?
— Смогу, наверное. Секундой он называется. Можно посчитать, как десантники считают.
— Считай.
— Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три…
— Хватит. Ясно. В сутках ваших сколько этих секунд?
— Э-э-э. В минуте их шестьдесят. Минут в одном часе тоже шестьдесят, а в сутках часов двадцать четыре. В году триста шестьдесят пять суток и ещё чуть-чуть. Надо просто умножить, сейчас посчитаю.
— Не надо, и так понятно. Сидеть тебе тут минимум два ваших года, или больше — зависит от тебя, как выучишься. Если бы не болтал всякое, то сидел бы меньше, год примерно. А так ещё на год ты себе наговорил, стены Убежища укрепил. Чтобы проход открыть — теперь гораздо большая сила потребуется.
— Так долго?! А вы мне не поможете?
— Нет, эта штука работает на каждого индивидуально, да и нельзя помогать, самому срок продлится.
— А вы тут долго?
— По вашему лет триста, но мне проще, я тут с исследовательской целью, пытаюсь разгадать секрет Убежищ. Вернее пытался. А потом одному вроде тебя помог, ругался сильно.
— Получилось?
— Нет.
— Так я тут у вас не первый такой?
— Третий…
— А первые двое где?
— За хижиной лежат.
Санька отложил бубен, встал и пошёл за хижину. На полянке увидел холмик, заросший травой.
— Один. А где второй?
— Там же. Пепел только от него остался.
— Как же так?
— А вот так. Одному я выйти помогал, а второй с духом своим первым не совладал. Когда силой пытаешься овладеть и с первым духом договориться, он, по закону подлости, попадается самый злобный, и совладать с ним трудно — не любит мир силу отдавать. А посторонним при этом вмешиваться вообще нельзя — даже пепла не останется. Инициация дело такое, рискованное. И неучи обычно гибнут.
— А меня вы научите?
— Научу, куда ж деваться. Но только от тебя зависит — выйдешь ты отсюда или нет.
Следующим утром Великий поднял его ни свет ни заря и вытащил во двор. Повертел в разные стороны, хмыкнул и поманил за собой в лес. Там Санька первый раз увидел, что такое реальное колдунство. Старик выбрал дерево прямо у края леса, прижал к нему ладони, постоял немного, задумавшись, и дерево упало. Подойдя к упавшему стволу, Великий, также поводив ладонями, отделил крону. От ствола осталась толстая колода длиной метра два с половиной с ровными срезами торцов. "Как лазером срубили!" — подумал Санька. Потом Великий выломал лесину потоньше, так же руками обломал ее с концов и, всучив Саньке, поманил его рукой к стойбищу.
По прибытию дед вручил Саньке бубен, с целью пообщаться, а сам принялся за грибы. Через пол-часа долбёжки Санька пробился на связь.
— Шест ошкурить! Колоду прикатить и вкопать тут! — Великий показал пальцем место.
— Как прикатить? В ней весу черт-те сколько!
— Как-как… Шестом, потихоньку.
— А зачем?
— Затем! — Великий подошел к Саньке и сперва оттянул ему шкуру на лице, а потом на боку. Да, сейчас назвать Саньку толстым или даже полноватым было нельзя. Шкура висела складками. — Прежде чем учиться, надо тело укрепить. Работай, ученик. И ешь побольше.
