— Высокий м-мастер Огнезор! — выдавил из себя рыжий. — С возв-вращением!
— Не болтать лишнего — золотое правило здешней жизни! — назидательно заметил тот, мгновенно нацелив свои пугающие глаза на мальчишку. — Вот вы, оболтусы, правил не знаете, и что теперь?
— Что? — заметно напрягся ученик.
— Придется мне вместо заслуженного отдыха искать дежурного наставника, чтоб доложить о вашем прискорбном поведении. — Голос и взгляд юноши уже вовсю сочился насмешкой, но «оболтусы» не спешили расслабляться. — А вам теперь, — продолжал мастер, — голову ломать над достойной отговоркой! Тебе вот, рыжий, особенно: я тебя запомнил!
— Как прикажет господин высокий мастер! — уныло вздохнул рыжий, стараясь изобразить раскаяние.
— Ну-ну, — ничуть не поверил юноша.
И вдруг всякое веселье исчезло с его лица.
— Еще хоть слово о Гильдмастере услышу в подобном тоне, — холодно отчеканил он, — язык укорочу!
Ученическая стайка дрогнула, синхронно зажимая ладонями любящие поболтать рты.
— Как прикажет господин высокий мастер, — с трудом удержавшись от того же жеста, тихо, но твердо повторил рыжий, не в силах все же поднять глаз.
Потому и не увидел он, как дернулись напоследок губы мастера в довольной усмешке — услышал только (или показалось?) негромкое хмыканье, когда тот уже неторопливо шагал к длинной лестнице на верхние этажи, в роскошный, ученикам недоступный мир.
— И надо же было нам именно ему попасться! — нарушив повисшее было молчание, с досадой зашипел рыжий.
— Я слышал, живых после него не остается, — понижая голос до шепота, встрял незадачливый его приятель. — А тебя вот, Огнеглав, он запомнил…
— Заткнись! — зло перебил тот. — Врут половину! Я сам подмастерью Ледославу байки сочинять помогал!..
— И все-таки жуткий он, — отозвалась тоненькая сероглазая девчушка, все время прятавшаяся за спиной рыжего. — Красивый, конечно, как и говорят. Но страшный…
Старший подмастерье Слава, не знай она Огнезора так давно, с мнением своей ученицы, наверное, согласилась бы: уж слишком ярким представлялось, даже для тщеславной ее души, завораживающее Огнезорово сияние. И дело здесь было даже не в удивительных чертах лица его, не в глазах его странных — то холодно-серых, то бесконечно-синих, не в упоительной игре тонких пальцев с острым, смерть несущим лезвием, не в улыбке, умеющей быть такой чарующей. Не столько внешним блеском поражал он неприметную, по-мальчишески худощавую, да еще и стриженную совсем коротко девушку, сколько непревзойденным талантом своим, неизменным во всем успехом. Про таких говорят, что одной они с Первым Богом крови, что подарено всего им щедро и идти им дорогой величия, но и боли нескончаемой, ибо любит их Первый Бог, как детей своих, и ненавидит так же… Давно, еще в пору своего ученичества, исходила за все это Слава на Огнезора злой черной завистью, теперь же восхищалась им безгранично и любить была готова до безумия.
Но казалось, что ему это все равно, будто и не было в загадочном Огнезоровом мире ни зависти тщеславной, ни любви уж тем более — одна только ледяная безупречность, да смерть еще, давно уж ставшая обыденной…
От этого-то безразличия и решилась однажды Слава: пришла да призналась во всем. Прямо говорила, без смущения, почти холодно, словно чувство ее забавной подопытной зверушкой было, предложенной пытливому глазу собрата-ученого.
Огнезор не выказал удивления, лишь досадливо нахмурился. «Я не доложу об этом, потому что ты мой друг, — ответил, даже не взглянув на нее. — Но… ты ведь знаешь правила?» Слава знала. И от подобной реакции ничуть не расстроилась. Наоборот, ей легче даже стало, будто часть ее греха Огнезор на себя взял. С тех пор редкие их совместные ночи — невольная дань извечным инстинктам и одиночеству — навсегда ушли в прошлое. Вот только то, что он невзначай дружбой назвал, осталось. По крайней мере очень хотелось Славе в это верить…
Потому-то, прослышав о возвращении мастера, она без долгих колебаний свернула в Южное крыло большого Общего Дома Гильдии, где находились три его комнаты. По лестнице девушка почти взлетела, вызвав потаенные смешки у пары встречных подмастерьев. У тяжелой двери Огнезоровой комнаты застыла на минуту — затем легко, но решительно постучала костяшками пальцев. Впрочем, стук был скорее данью вежливости.
— Заходи, Слава, — немедленно откликнулся из-за двери знакомый голос. Хозяин здешнего жилища всегда знал, когда и кто приходит…
Обнаружился он в мягком кресле у незажженного камина: ноги вытянуты на холодной решетке, голова устало откинута, глаза закрыты. Дорожные сапоги, плащ и куртка валяются грязной грудой на полу, угрожая белоснежной чистоте длинного коврового ворса.
На гостью Огнезор даже не взглянул.
— И как тебе удается всегда знать, кто за дверью? — притворно возмутилась девушка.
— Бесполезно объяснять. Может, и сама поймешь со временем… Ты что-то хотела?
Он выглядел раздраженным, неприветливым и явно не хотел никого видеть, но когда это Слава считалась с чьими-то желаниями, кроме собственных?
— Вот забежала поздороваться, узнать, как твое задание, — нависая над его креслом, пропела она ласково.
Огнезор поморщился:
— Ну да, зачем я спрашиваю… Не давать мне покоя — это твое призвание, маленькая злючка…
— Еще бы! — ослепительно улыбнулась она.
Глядящие на девушку синие глаза тоже постепенно загорались смехом.
— Садись, раз пришла. Ты и правда хотела спросить о задании?
— Зачем? — искренне удивилась Слава. — Ты здесь — значит «великий мятежник» Парга остался гнить в землях Южного континента. Сложно было?
— Скорее изнурительно, — пожаловался Огнезор. — Месяц в море и почти три — в болотах да лесных дебрях. Солдат Парги скосило лихорадкой уже на вторую неделю. Когда я нагнал их, от всей сотни в живых осталось две трети. Увязался за ними, как обычно, потихоньку убирая отставших. Парга с личной дружиной огрызался дольше всех. Сволочь! Прикрывался чужими спинами до последнего. Вылез бы раньше — сохранил бы людей…
— Подумаешь, наемники! — презрительно скривилась подмастерье. — Толку от них…
— Завидую я иногда твоему цинизму…
— Ты просто устал, вот и думаешь о глупостях. — Она осторожно придвинулась к юноше, коснулась его висков, мягко пробежалась пальцами.
Славе вовсе не хотелось продолжать этот давний, бессмысленный спор.
— Вспомни лучше, сколько ты не спал, Огнезор. Две ночи? Три?
— Да все в порядке, — досадливо вывернулся он из-под ее рук. Резко встал — будто стряхнул с себя слабость, сразу преобразившись. — Лучше скажи мне, о чем толкуют ученики в коридорах Общего Дома? Что случилось, пока меня не было?
