Одновременно в ушах звучала чудесная песня, которая, проникая в самые глубины мозга, стирала все мысли и наполняла душу чувством неописуемой радости. Несмотря на затуманенное сознание, Гарион, однако, ощущал доверчивую маленькую руку, которую он держал в своей. Маленький мальчик, которого они обнаружили в мрачной башне Ктачика, семенил рядом, прижимая к груди Око Олдура. Гарион понимал, что это камень заставляет петь его душу. Камень что-то нашептывал ему на ухо, когда они поднимались по ступенькам башни, и его песнь зазвучала сильнее, когда они вошли в зал. Это песнь чудо-камня опустошала сознание, а не чудовищный взрыв, который уничтожил Ктачика и швырнул на пол Белгарата, как тряпичную куклу, или глухой гул землетрясения, последовавший за этим взрывом.
Гарион гнал от себя эту мелодию, пытаясь собраться с мыслями, но песнь делала бесполезными все его усилия, парализуя ум, так что отрывочные и скудные впечатления исчезали неизвестно куда, и он бежал не разбирая пути.
Сыроватый чад, исходивший из бараков для рабов, расположенных под городом Рэк Ктол, ворвался неожиданно в темные галереи. Как бы под влиянием этого смрада волна других запахов захлестнула Гариона: теплый запах свежеиспеченного хлеба на кухне тети Пол, там, на далекой ферме… соленый запах моря, когда они достигли Дарины на северном побережье Сендарии, когда только отправились на поиски камня… зловоние болот и джунглей Найссы… тошнотворная вонь сжигаемых тел рабов, приносимых в жертву в замке Торака, который сейчас рушился под обломками стен Рэк Ктола. Но вот что странно: запах, который наиболее сильно будоражил его память, был запах согретых солнцем волос принцессы Се'Недры.
— Гарион! — послышался вдруг в кромешной тьме голос тети Пол. — Берегись! — Он приказал себе оглянуться и едва не споткнулся о большую груду камней, которые совсем недавно служили потолком.
В следующую секунду отовсюду понеслись душераздирающие вопли рабов, запертых в своих клетках, которые с грохотом и гулом землетрясения слились в одну ужасающую какофонию. Потом из темноты раздались новые звуки — отрывистые резкие голоса мергов… неуверенная поступь бегущих ног… хлопание незапертой железной двери, которая бешено застучала по стене в то время, как скала вздрогнула и от неё отвалилась огромная глыба, которая покатилась по коридорам. Пыль столбом поднялась в темницах пещеры — плотная, удушающая пыль, которая слепила глаза и заставляла непрестанно кашлять, когда они перебирались через завал.
Гарион осторожно перенес через камни ребенка, который совершенно спокойно смотрел ему в лицо и даже улыбался, несмотря на творившийся вокруг хаос и миазмы, проникавшие со всех сторон. Он хотел было поставить мальчика на ноги, но потом передумал, решив, что понесет. Так будет легче и безопаснее. Гарион повернулся и двинулся дальше по коридору, и тут же отскочил назад, когда почувствовал под ногой что-то мягкое. Наклонившись, он с отвращением отшатнулся, заметив безжизненную человеческую руку, торчащую из горы камней.
Они бежали в ревущей тьме, путаясь в черных одеяниях мергов, которые делали их невидимыми.
— Погодите! — Релг, алгос, поднял вверх руку и остановился, склонив голову набок и напряженно вслушиваясь.
— Не здесь! — бросил на ходу Бэйрек, неуклюже устремляясь вперед с Белгаратом на руках. — Не останавливайся, Релг!
— Постойте! — приказал Релг. — Я попытаюсь услышать. — Затем он замотал головой. — Назад! — отрывисто сказал он, быстро оборачиваясь и подталкивая их. — Бежим!
— Там же мерги! — возразил Бэйрек.
— Бежим! — повторил Релг. — Эта часть вот-вот рухнет!
Не успели они сделать и двух шагов, как новый страшный скрежет донесся до них. С тяжелым стоном, который, казалось, длится целую вечность, гора заходила ходуном. Внезапно галерея, по которой они бежали, озарилась светом, и огромная трещина расколола толщу остроконечной базальтовой скалы, которая стала медленно расширяться, и наконец массивная глыба рухнула с высоты нескольких тысяч футов вниз, туда, где простиралась пустынная равнина. Красное сияние взошедшего солнца слепило так же, как тьма внезапно разверзшегося мира пещер. Огромная рана на горном склоне вскрыла десятка два зияющих отверстий вверху и внизу, совсем недавно служивших надежными пещерами.
— Вон они! — послышалось откуда-то сверху.
Гарион вскинул голову и увидел в пятидесяти ярдах от себя шестерых мергов в черной одежде, которые с обнаженными мечами стояли на краю пещеры, откуда валили клубы пыли. Один из них возбужденно указывал мечом в сторону беглецов. Но вот гора снова тяжело вздохнула, и еще один большой кусок скалы устремился вниз, унося с собой вопящих мергов.
— Бежим! — снова закричал Релг, и все бросились за ним обратно в темноту содрогавшихся от подземных толчков коридоров.
— Подождите, — тяжело дыша и останавливаясь, проговорил Бэйрек после того, как были преодолены несколько сот ярдов. — Дайте передохнуть. — Он опустил Белгарата на землю.
— Я могу тебе помочь, милорд? — быстро предложил Мендореллен.
— Не надо, — прохрипел Бэйрек. — Я сам. Немного запыхался. — Он огляделся. — Что здесь произошло? Кто тут приложил руку?
— Белгарат с Ктачиком немного повздорили, — ответил ему Силк с язвительной сдержанностью. — В конце концов события стали развиваться весьма бурно.
— Что случилось с Ктачиком? — спросил Бэйрек, не в силах никак отдышаться. — Я никого не видел, когда мы с Мендорелленом ворвались в комнату.
— Он уничтожил себя, — ответила Полгара, опускаясь на колени и вглядываясь в лицо Белгарата.
— Мы никого не видели, миледи, — заметил Мендореллен, уставившись в темноту и сжимая в руке широкий меч.
— От него мало что осталось, — проговорил Силк.
— Здесь мы в безопасности? — спросила у Релга Полгара.
Алгос приложил ухо к стене и прислушался. Потом утвердительно кивнул головой.
— Пока.
— Тогда передохнем. Мне надо осмотреть отца. Нужен свет.
Релг порылся в карманах пояса и смешал два состава, которые дали слабое свечение.
Силк с любопытством взглянул на Полгару.
— Что же в самом деле произошло? Неужели Белгарат таким образом расправился с Ктачиком?
Она покачала головой, слегка касаясь руками груди отца.
— Ктачик почему-то решил уничтожить Око Олдура, — произнесла Полгара. — Что-то настолько напугало его, что он забыл о первом правиле чародейства.
Воображение нарисовало Гариону сцену, когда ему на миг удалось проникнуть в сознание Ктачика перед тем, как гролим произнес свои последние слова «Не будь!», которые превратили его в ничто. Он также увидел мимолетный образ, который возник в голове первосвященника, — образ самого себя, держащего Око Олдура в руке, — и ощутил слепой необъяснимый страх от этого видения, приведшего к гибели Ктачика. Но почему? Почему гролим совершил смертельную ошибку?
