С шестого яруса в башню-скалу, которая получила название Цитадель, вел длинный наклонный коридор, вырубленный в горе и освещенный светильниками. Вход в него был с востока, а выход — через последние, седьмые ворота,— прямо на дворцовую Площадь Фонтана к подножию Белой Башни. Эта стройная красавица поднимала знамя Наместника на тысячу локтей над равниной.
Мощной твердыней был Минас Тирит. Если в его стенах находились люди, способные держать оружие, он становился недоступным для самой большой вражеской армии. Легче, чем через Главные Ворота, в него можно было пробраться с тыла, поднявшись на более пологий отрог Миндоллуина и перейдя с него на узкий гребень, соединяющий Сторожевую Гору с главным массивом. Но этот гребень был па высоте пятого яруса, подход к нему заграждали мощные валы, вокруг были крутые обрывы. И там перед городской стеной были вырублены сводчатые усыпальницы и стояли Дома Вечного Молчания, в которых покоились древние Короли и Наместники Гондора.
С нескрываемым удивлением смотрел Пипин на огромный каменный город. Даже во сне он никогда не видел ничего подобного. Город был не только гораздо больше и мощнее Исенгарда, но и намного красивее. Однако заметно было, что он переживает упадок, и жила в нем едва ли не половина людей, которых он был способен разместить. На каждой улице встречались большие пустые дома с обширными дворами, над воротами которых были начертаны старинные письмена. Пипин понял, что это имена достойных хозяев, когда-то живших здесь. Но сейчас дома молчали, никто не ходил по дворам, никто не смотрел из окон и дверей, не было видно слуг.
Наконец, Серосвет принес их к Седьмым Воротам.
Теплое солнце, то же самое, что светило Фродо и Сэму в Итилиэне, освещало гладкие стены, столбы и высокий свод ворот с замковым камнем, похожим на голову в короне. Гэндальф сошел с коня, потому что конный въезд ко двору Наместника был запрещен, и Серосвет, успокоенный ласковым шепотом хозяина, дал увести себя.
Стражники у Ворот были в черных плащах и очень высоких шлемах необычной формы, которые плотно охватывали голову и закрывали часть щеки. Украшением шлемов служили белые чаячьи крылья над висками. Шлемы ярко блестели, потому что в память о былой славе были сделаны из чистейшего мифрила. На черных плащах белоснежным шелком было вышито цветущее дерево, а над ним — серебряная корона и звезды со множеством лучей. При потомках Элендила такова была дворцовая одежда. Теперь ее носили лишь гвардейцы, охранявшие Башню, Цитадель и Площадь Фонтана, где некогда росло Белое Древо.
По-видимому, весть о прибытии гостей опередила их самих, потому что их сразу же пропустили, не задав ни одного вопроса. В полном молчании стражники распахнули Ворота, и Гэндальф широким шагом ступил на вымощенный белыми плитами двор.
Играл струями красивый фонтан, освещенный утренним солнцем, его окружала свежая зелень, только посреди над бассейном стояло склоненное Мертвое Дерево, с его нагих обломанных ветвей грустно падали капли воды. Пипин искоса посмотрел на него, стараясь не отстать от Гэндальфа. Ему оно показалось печальным и неподходящим в таком месте. Вдруг он вспомнил: «…Семь звезд, семь камней, и Белое Древо!..»
Так вот о чем пел тогда Гэндальф! Но они уже подходили к дверям Белой Башни, и хоббит почти вбежал за магом мимо высоких часовых в гулкую прохладу каменного коридора.
Они шли по каменным плитам совершенно пустого помещения, когда Гэндальф тихо обратился к Пипину:
— Теперь, уважаемый Перегрин, думай над каждым словом! Здесь не место и не время для хоббичьей болтовни. Феоден — добродушный старик. Денэтор вылеплен из другой глины, он надменен и хитер, и хотя его не титулуют Королем, он принадлежит к более древнему и достойному роду, чем Повелитель Рохана. Обратится он прежде всего к тебе, задаст тебе множество вопросов, ведь ты можешь ему рассказать о его сыне Боромире. Боромира он любил, даже слишком; любил еще сильнее за то, что они не были похожи. Он правильно рассудит, что большего добьется от тебя, чем от меня. Не говори ничего лишнего, и ни в коем случае не вспоминай о Деле Фродо. Я сам об этом скажу, когда придет время. Если удастся, не упоминай об Арагорне.
— Но почему? Чем провинился Бродяжник? — так же шепотом спросил Пипин.— Он ведь тоже хотел придти сюда, правда? И наверняка скоро придет.
— Может быть, может быть,— ответил Гэндальф.— Но если он и придет, то не так, как ты думаешь. Это будет неожиданно для всех и для самого Денэтора. Во всяком случае, не мы объявим о его прибытии.
Гэндальф остановился у высокой двери из полированного металла и добавил:
— У меня нет времени излагать тебе историю Гондора, хотя было бы неплохо, если бы ты изучил из нее что-нибудь, вместо того, чтобы болтаться по Хоббитширским лесам и разорять птичьи гнезда! Пойми одно: неумно приносить могущественному Властителю весть о гибели наследника и тут же распространяться о скором пришествии того, кто, если придет, имеет право занять трон. Понял?
— Трон? — повторил ошеломленный Пипин.
— Да! — ответил Гэндальф.— Если до сих пор ты брел по свету с заткнутыми ушами и спящим разумом, то пора просыпаться, наконец!
И маг постучал в дверь.
Дверь открылась, но как — Пипин не понял. Он увидел огромный зал. Свет шел из высоких окон в боковых нефах, отделенных от средней части рядами стройных колонн из цельного черного мрамора. Капители колонн распускались вверху дивными цветами и листьями, из которых выглядывали странные звери, вырезанные искусными мастерами. Огромные своды потолка блестели золотом и многоцветной узорной росписью. В длинном зале не было ни занавесей, ни мебели, ничего мягкого, ничего деревянного, только между колоннами стояли молчаливые и холодные статуи из камня. Пипину вдруг вспомнились каменные Аргонаты, и он проникся к этим давно умершим Королям тревожным уважением.
В глубине зала на возвышении с многими ступенями стоял высокий трон под мраморным балдахином, имевшим форму шлема с короной. За ним сверкало драгоценными камнями резное изображение цветущего дерева. Трон был пуст. Но на самой нижней ступени, которая была шире остальных, стояло гладкое черное каменное кресло, и в нем, опустив голову, сидел старик. В руке он держал белый жезл с золотым набалдашником. При появлении гостей он не шевельнулся и не поднял век. Маг и хоббит медленно приблизились и остановились в трех шагах от кресла. Гэндальф произнес:
— Привет тебе, Денэтор сын Эктелиона, Наместник и Правитель Минас Тирита! В черный час я пришел к тебе с вестями и советом.
Только теперь старик поднял тяжелый взгляд на вошедших. Хоббит увидел гордое точеное лицо цвета слоновой кости, длинный орлиный нос, глубоко посаженные темные глаза. Лицо напомнило Пипину скорее Арагорна, чем Боромира.
