На оборотней магия не действует. А в деревеньке лютовал сошедший с ума Старший — это я узнала, обнюхав труп молоденькой девчушки, вчерашней жертвы. Тонкая нить следа вела вглубь леса, но я не пошла по ней, чувствуя, что вечером оборотень вернётся сам. А я подожду и приготовлю ему тёплую встречу.
Засела я в кустах, в ста шагах от околицы. Повесила над собой магический светлячок, зная, что магия — лучшая приманка. Плащ остался в корчме, на мне была тонкая куртка на рыбьем меху. И плевать, что не греет, замёрзнуть я не могу — не чувствую холода, главное, что она движений не стесняет. Под рукой любимый кнут, им я могу выбить глаз летящей мухе. Это не просто мастерство, я помогаю себе магией. В моих руках этот неказистый кнут может превратиться во что угодно: плеть ледяного огня или вихрь, кружащий вокруг меня и защищающий от любой атаки. Ещё до того, как Совет наложил печати на мой основной дар, я использовала его. И была всемогуща. Или верила, что всемогуща. Но что жалеть о том, что было? До конца жизни мне не сорвать печать, не ощутить вновь, как бежит по венам стужа…
Так и сидела полночи, тихо напевала непонятно где услышанную песенку и ждала.
Не дождалась. Оборотень не явился на свидание. Зато утром у околицы обнаружилась Манька, подавальщица из корчмы. То, что от неё осталось — не много.
— Что ж вы, Мастер Рани? — укоризненно качал головой староста. — А вы говорили… Я лишь плечами пожала.
— Странный тут у вас оборотень, — заметила. — Ни один людоед не откажется от мага ради обычного человека. А этот вот отказался. Так ли он безумен? Вы случайно ничем Старшим не насолили? Если это — месть, я вам не завидую. Пока деревня не вымрет — не успокоятся.
Староста и священник Единого, опирающийся на посох-крест, переглянулись и синхронно замотали головами. На меня дунуло вонью лжи и недоговорённости. Значит, права я. Не просто так оборотень заявился.
— Или вы говорите мне, в чём провинились, или я ухожу! — пригрозила. Двое пройдох снова переглянулись.
— Тут такое дело… — неохотно начал священник. — Мальчишки неделю назад притащили из лесу парня, едва живого. Старшего. Оборотня. Нелюдь.
— Я его к себе взял, знахарку позвал, чтоб подлечила. Старшие-то благодарными быть умеют, — признался староста. — А он, отродье, дочку мне попортил. А потом ещё глазами наглыми сверкал, говорил, честь оказал. Ну, я сгоряча его и приказал… Вина, злость, отвращение и страх. Страх, страх и ещё больший страх.
— Что? — поторопила я. — Что с ним сделали?
— Да ничего. Побили чуток, руки переломали, да в подпол кинули. Мы ж не звери какие. Очухается, подумает, я с ним и поговорю. Дочка-то у меня одна-единственная, — признался староста. — И что, что нелюдь, невиданное ли дело.
И, правда, в пограничье это сплошь и рядом. Старшие падки на пышную, полную жизни и крови человеческую красоту. Я лично знаю двоих, женившихся на человеческих девушках. И ничего — живут неплохо. Только вот решений своих Старшие никогда не меняют, это я тоже знала точно. Если сразу не согласился одеть ленту в волосы — и не согласится.
Зря я, наверное, это сказала. И зря вступилась за совершенно незнакомого мне любвеобильного Старшего. Надо было плюнуть, забрать вещи, и отправиться в путь. В своих бедах здешние людишки сами виноваты. Только вот забыла, за кого меня принял староста. Не подумала, как легко меня можно обвинить, в том, что…
Вот и получила тяжёлым крестом по затылку. Так мне и надо за то, что забыла — людям нельзя доверять. Слишком дорого оно потом обходится — это доверие.
В погребе было темно и сыро. Скреблись крысы, булькало в бочонке пиво. Пахло кровью, железом, ветром и сумеречной осенью. Моя голова лежала на чем-то мягком. Чьи-то пальцы скользили по лицу, словно их обладатель пытался запомнить каждую чёрточку. Я видела, слепцы так делают…
— Очнулась? — спросили сверху. Надо мной во тьме вспыхнули золотые глаза. Мигом позже я поняла, что подушкой мне служат колени оборотня. И эти ласковые, горячие пальцы — его. Закусив губу, я скатилась, попытавшись отползти подальше. — Эй, маг, ты чего?
— Не… не прикасайся ко мне, — выдавила я, захлёбываясь кашлем. — Не прикасайся.
— Что, боишься? — Смешок. — Да не бойся, не съем, я вегетарианец.
— Извини, — наконец я прокашлялась. Нащупав бочонок, я прислонилась к нему спиной и подтянула колени к груди, обхватив их руками. — Извини, я не выношу прикосновений. Любых.
Не вру. И правда, я не выношу, когда прикасаются к моей коже. Я спокойно могу обнять знакомого или стоять спина к спине в драке, но сама никогда не касаюсь чужой кожи и не позволяю другим дотрагиваться до моей.
— Ясно, — у него был невероятно красивый голос. В нем слышался шорох сухих листьев и шепот ветра. Необычный для оборотня голос, обычно у них глубокий, звучный баритон, рычащий и напористый. — Скажи, маг, почему ты здесь? Или это в счёт приданого?
Я вздохнула. Да уж, правда, в счёт приданого. Обед. Жаркое из Нюхача — деликатес.
— Кто-то из твоих родичей тонко намекнул, что лучше бы тебя отпустить. Сначала знахарку, что тебя лечила, загрыз. Потом невестку старосты. Вчера подавальщицу из корчмы. Меня наняли людоеда приструнить.
— И? Не удалось? — спокойно спросил мой сосед, а я с удивлением обнаружила, что не могу прочитать чувства оборотня. Я и не думала, что такое возможно — никто из знакомых мне Старших не умел блокировать мой нюх. Это становится интересным.
— Как видишь. Удалось — здесь бы не сидела.
— А за что тебя всё-таки кинули? Не верится, что наш добрый староста решил разнообразить мою диету свежей магятиной.
Я хмыкнула и, против желания, рассмеялась. Слово-то, какое… Интересно, мясо магов чем-то отличается на вкус от обычной человечины? Жаль, спросить не у кого. Людоеды долго не живут, а магов жрать — дело неблагодарное. Трапезу может прервать некстати очнувшееся блюдо. Помню, рассказывал нам один из Мастеров, как его гномы оголодавшие поймали и попытались превратить в ужин. На их горе, маг уже три месяца блуждал по горам и сам был не прочь подзакусить. Гномятина, по его словам, ничем не хуже оленины, только пожестче.
— А они решили, что я — и есть неуловимый людоед, — всё же ответила я.
— Ты? — несказанно удивился он. — Серьёзно? Ты же человек. Или за эту неделю рацион смертных резко изменился?
— Таких, как я, вы зовёте Ищейками, — невесело усмехнулась я. — Мне больше нравится: Следопыт или Нюхач. Вот меня и приняли за оборотня, а я доказать ничего не смогла. Теперь вот… Кстати, меня Рани зовут. А тебя?
— Лис, — представился он. — Зови меня Лис.
— Мог бы и не уточнять. Я знаю, настоящие имена вы не используете, меня, кстати, тоже Рани лишь кличут. Говорят, удачлива чересчур. Но, по правде, меня скорее Нира должны были прозвать.
