И тут на троицу обрушилось ослепительное сияние.
— Боги! — рявкнул Сэдан. — Я ничего не вижу!
— Подожди секунду, — посоветовал маг. — Это пройдёт.
И это прошло, но когда глаза приспособились, перед ними предстало такое зрелище, что Норреку Вижарану пришлось дважды моргнуть, чтобы убедиться, что это не бред его больного воображения.
Стены покрывали замысловатые узоры, выложенные из драгоценных камней, и в этих переплетениях даже он чуял колдовство. Множество великолепных самоцветов всех видов и оттенков складывались в изящные завитки небывалого переливающегося ковра, наполняя покои обилием буйных, ошеломляющих красок. Кроме бесценных стен, за магическими символами здесь лежали сокровища, за которыми и явилась троица. Горы золота, холмы серебра, курганы драгоценностей. Их сверкание сливалось с блеском узоров, и в покоях было светло как днём. Каждый раз, когда боец перемещал свой факел, освещение комнаты менялось, будто добавлялись новые измерения, не менее изумительные, чем старые.
И всё же каким бы потрясающим ни было зрелище (недаром от него даже дыхание перехватило), кое-что увиденное Норреком в комнате сильно погасило его энтузиазм.
На полу валялись разлагающиеся трупы тех, кто пришёл в это дурное место раньше него и его друзей.
Сэдан поднёс факел к ближайшему почти истлевшему телу, все ещё облачённому в полусгнившие кожаные доспехи.
— Тут, должно быть, шла какая-то битва.
— Эти люди умерли не в одно и то же время.
Норрек и Сэдан взглянули на Фаузтина. На обычно невозмутимом лице читалась тревога.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, Сэдан, что некоторые из них, несомненно, мертвы уже очень и очень давно, возможно даже века. Кое от кого остались одни лишь кости. Этот же, который лежит у твоих ног, умер недавно.
Худощавый воин пожал плечами:
— Всё равно, судя по виду, все они погибли скверной смертью.
— Это так.
— Тогда… что их убило?
Теперь заговорил Норрек:
— Смотри. Думаю, они перерезали друг друга.
Два трупа, на которые он показывал, сжимали тем, что осталось от рук, клинки, пронзающие обоих. У одного мертвеца был разинут рот, словно в последнем ужасающем крике; одежды его напоминали облачение мумии, раскинувшейся у ног Сэдана. На втором остались лишь лохмотья и несколько жидких прядей волос, свисающих с черепа превратившегося в скелет человека.
— Ты наверняка ошибаешься, — ответил Вижири, покачивая головой. — Один воин, очевидно, умер раньше.
Норрек предположил бы то же самое, если бы не меч, засевший в рёбрах второго трупа. И всё же давние, очень давние смерти этих двоих не имели отношения к настоящему.
— Фаузтин, ты ничего не чувствуешь? Нет ли тут какой-нибудь ловушки?
Долговязая фигура подняла посох, затем с несомненным отвращением опустила его.
— Здесь слишком много противоречащих друг другу сил, Норрек. Я не могу разобраться, что искать. Но пока я не ощущаю непосредственной угрозы.
В стороне Сэдан аж подпрыгивал от нетерпения.
— Так что, мы оставим все это, плюнем на все наши мечты или всё-таки рискнём и прихватим с собой немного монет?
Норрек и колдун переглянулись. Ни тот ни другой не видели никаких причин не продолжить начатое, особенно когда под самым носом столько заманчивого. Соблазн велик. Но бывалый воин положил конец колебаниям, сделав несколько шагов в глубь главных покоев. И так как его не пронзила карающая молния и не свалил с ног ни один выскочивший из пустоты демон, Сэдан и Вижири поспешили следом за товарищем.
— Здесь их, по меньшей мере, сотни две. — Сэдан перепрыгнул через двух все ещё сплетённых в схватке скелетов. — Это не считая тех, кто распался на мелкие кусочки…
— Сэдан, заткни свой рот, а то я это сделаю за тебя…
Шагая среди трупов, Норрек не хотел больше обсуждать ничего, касающееся мёртвых охотников за сокровищами. Его все ещё беспокоило то, что многих из них постигла насильственная смерть. Но ведь кто-то наверняка выжил. Если так, отчего монеты и прочие богатства остались совершенно нетронутыми?
А затем кое-что оторвало его мысли от этих вопросов — внезапное осознание того, что на участке, свободном от гор сокровищ и трупов, в самом конце покоев стоит помост, к которому ведут созданные самой природой каменные ступени. И, что куда важнее, на этом возвышении лежат бренные останки, все ещё облачённые в доспехи.
— Фаузтин… — И как только чародей подошёл к нему, Норрек показал на помост и пробормотал: — Что ты думаешь вот об этом?
Вместо ответа Фаузтин сжал тонкие губы и осторожно приблизился к платформе. Норрек не отставал.
— Это многое объясняет…— услышал он шёпот Вижири. — Это объясняет такое количество конфликтующих магических надписей и знаков силы…
— О чём ты говоришь?
Маг, наконец, посмотрел на товарища:
— Подойди и посмотри сам.
Норрек подошёл. Чувство тяжести, навалившееся на ветерана ещё раньше, возросло многократно, когда перед опытным бойцом открылось жуткое зрелище.
Человек на платформе был военным, по крайней мере, это Норрек мог о нём сказать, хотя от одежды мертвеца остались лишь жалкие лоскуты. Кожаные сапоги отличной выделки со свисающими из них обрывками штанов. То, что раньше было шёлковой рубахой, едва виднелось из-под внушительного нагрудника, криво лежащего на грудной клетке скелета. Под костяной решёткой чернели куски королевской мантии, покрывающей большую половину помоста. Боевые перчатки и изогнутые наручи, скреплённые ремешками, создавали впечатление, что под ними до сих пор прячутся мускулистые руки; другие, перекрывающие друг друга, железки оказывали ту же услугу несуществующим плечам. Щитки поножей добились меньшего успеха — они лежали косо, вперемешку с костями, словно что-то потревожило их.
— Видишь? — спросил Фаузтин.
Норрек, не слишком уверенный, что именно маг имеет в виду, неопределённо хмыкнул. Кроме того, что доспехи были какого-то тревожаще-знакомого оттенка красного, он не замечал ничего, что…
Голова. Точнее, её отсутствие. У тела на помосте не было головы. Норрек осмотрелся: на полу — ни следа. О чём он и сообщил колдуну.
— Да, все точно так, как ты описал. — Долговязый волшебник шагнул к платформе — слишком торопливо, по мнению солдата.
Фаузтин выбросил вперёд руку, но в последний момент отдёрнул её, не прикоснувшись к останкам.
— Тело развёрнуто к северу. Голова, отрубленная в бою, и шлем теперь отделены от трупа временем и пространством — ради уверенности в абсолютном конце. На стены нанесены знаки силы и света, противостоящие мраку, все ещё клубящемуся в трупе, и удерживающие его внутри… но…
Голос Фаузтина сорвался, взгляд не отрывался от обезглавленного туловища.
