Он плеснул карлику вина из кувшина и пожал могучими плечами.
— Рассказывай.
Все тем же уверенным, не терпящим возражений тоном, что с самого начала так не понравился Конану, тот начал говорить:
— Ты поедешь со мной. Когда будем в горах, я расскажу тебе, что нам предстоит сделать. А пока…
— Постой, постой! — с громовым хохотом перебил его киммериец. — Так твое дело не в городе? И ты хочешь, чтобы я тащился с тобой невесть куда, в какие-то горы?! Да никакого золота не хватит, чтобы выманить меня из Шади-зара! Здесь у меня есть все, что мне нужно. И уезжать я никуда не собираюсь.
Коротышка выглядел обескураженным.
— Но ты даже не выслушал меня до конца! Тебя ждет богатая награда. Ты ничего не слышал о сокровищах монастыря…
— Сокровища! — Конан рассмеялся пуще прежнего.— Да у меня здесь каждую ночь свои сокровища! Ты бы лучше…— Он не успел договорить, прислушался… И вдруг схватился за меч и бросился к выступу стены за жаровней.
Несколько до зубов вооруженных стражников ворвались в харчевню, двое встали у двери, никого не выпуская, а один, в сверкающих доспехах, с богато украшенной рукояткой меча, подошел к хозяину и, схватив его за грудки, заорал:
— Ты, гнусная скотина, содержатель воровского притона, говори немедленно, кто сегодня ночью шлялся по городу! Убит сын наместника, и чувствую я, что твои молодцы кое-что знают об этом! — Тут его взгляд упал на стол, за которым только что сидели Конан и карлик, стражник вскрикнул и отшвырнул хозяина. Шагнув в сторону, он схватил богато расшитый кошелек, уже почти пустой.
— Кошелек с гербом наместника! Ты, покрыватель убийц и воров, ответишь головой, если не скажешь, кто платил тебе этими деньгами! — И он занес меч над скорчившимся в углу хозяином. Тот дрожащей рукой указал в угол, где прятался Конан. Понимая, что пора уносить ноги, Конан изо всех сил надавил плечом выступающий камень за спиной. Часть стены плавно отодвинулась в сторону, и открылся узкий темный ход. Юноша давно знал о нем, но пользовался им впервые. Вдруг Конан услышал за спиной чье-то хриплое дыхание, схватился за меч — и в эту минуту камень встал на место, оставив их в полной темноте.
— Убери меч, это я, Зурр-аль-Асар! Мне тоже незачем встречаться со стражниками. Пойдем посмотрим, куда ведет эта нора!
В узком коридоре было темно, хоть глаз выколи, но Конан как будто кожей чувствовал, где начинаются ступеньки, где из стены торчат острые камни, где поворачивает лаз. Внезапно пол резко пошел вниз, они почти скатились на маленькую площадку и увидели, что где-то впереди пробивается тусклый свет, вселивший в беглецов надежду, что там может быть отверстие. Подойдя ближе и убедившись, что это и есть выход, правда основательно заросший колючими кустами, Конан раздвинул жесткие ветки и выглянул наружу. Никого. Кругом тишина. Неяркий свет утренней зари освещал овраг, куда горожане сбрасывали мусор. Спустившись по склону, Конан и карлик двинулись вперед, с хрустом давя черепки и увязая в отбросах.
Как раз к оврагу выходили задняя стена и крепкий забор небольшого дома. За стеной слышалось тихое ржание и нетерпеливое постукивание конских копыт.
Конан и карлик, не сговариваясь, поднялись по откосу и осторожно выглянули из-за стены.
— Вот это удача, клянусь Кромом! — Конан толкнул карлика локтем в бок, они переглянулись, без слов понимая друг друга.
Во дворе у коновязи стояли два оседланных коня. Как видно, их хозяевам предстоял долгий путь — к седлам были приторочены большие кожаные фляги с водой, мешки со снедью, шерстяные одеяла. Хозяева могли появиться в любой момент — свежее и прохладное раннее утро — лучшее время для начала пути.
— Я открою ворота, а ты бери лошадей,— сказал карлик.
Конан кивнул, и они легкими тенями перемахнули через стену и спрыгнули во двор. Лошади испуганно зафыркали, но Конан уже стоял рядом, поглаживая их по мордам, заглядывая в глаза, шепча что-то, понятное только ему и лошадям. Это был его дар — умение разговаривать с лошадьми. Он и сам не знал, как это у него получается, но любая лошадь тут же чувствовала в нем хозяина и сразу покорялась.
Карлик тем временем отодвинул засов и неслышно распахнул ворота. Конан отвязал лошадей и медленно повел их на улицу. Казалось, они шли по воздуху — ни один камешек не покатился из-под копыт, ни одна уздечка не звякнула. Отойдя от ворот подальше, Конан и его случайный попутчик вскочили на лошадей и помчались по дороге, ведущей на север, в сторону Кезанкийских гор.
* * *
Замора со своим жарким, засушливым климатом давно бы превратилась в мертвую пустыню, если бы не многочисленные речки и ручьи, текущие с гор, обступавших ее с двух сторон, не питали своей живительной влагой жаждущие земли долины. Поэтому голые, каменистые участки, растрескавшиеся от зноя, неожиданно сменялись зелеными пастбищами и рощицами невысоких деревьев. Там, где земля орошалась речками и ручьями, она в изобилии одаривал людей своими плодами. Заросли орешника, всевозможные ягодные кустарники, плодоносящие деревья и сочные пастбища окружали поселения заморийцев.
Кое-где на холмах росли огромные деревья, настоящие великаны. Видные издалека, они манили густолиственной кроной и прохладной тенью. Под таким вот деревом и отдыхали Конан и его спутник. Лошади, освобожденные от поклажи, пощипывали траву, тихонько позвякивая удилами.
— Теперь мне нельзя показываться в Шадизаре, пока все не уляжется, — сказал Конан. — Так что давай рассказывай про свою историю.
Киммериец лежал на траве, дожевывая лепешку, глядя вверх на причудливое сплетение веток, в которых пересвистывались птицы. Он не заметил, каким странным, тяжелым взглядом посмотрел на него Зурр-аль-Асар, как маска прямодушия сменилась коварной улыбкой, исказившей его лицо. Но тут же, как облако, меняющее на глазах свои очертания, лицо его вновь обрело прежнее выражение, глаза опять смотрели спокойно и дружески.
— Знай, Конан, что я — единственный, кому известна тайна сокровищ монастыря Шрипур-Аим. Этот монастырь находится в Кезанкийских горах. Ему уже не одна тысяча лет, он хранит страшные тайны неведомых божеств и несметные богатства. Монахи оставляли у себя всякого, кто приближался к монастырю, поэтому дороги туда не знает никто. Только я. Мне удалось бежать, и я стал свидетелем гибели монастыря и всех его монахов. Я — искусный охотник, и монахи посылали меня добывать дичь. Они думали, что я никуда не сбегу, ведь они опаивали всех пленников дурманящим соком ситтха и после этого уверяли несчастных, что те всю жизнь живут в монастыре и что другого мира не существует. Но я-то знаю ситтх! Его запах ни с чем не спутаешь. Я вылил питье на землю и притворился, что и в самом деле все забыл. Делал, что мне приказывали коварные отшельники, и осматривался вокруг. Монахи не таились от пленников, поскольку они были послушны и безопасны, как овцы. И вот я решил бежать. Спрятал в камнях неподалеку флягу с водой и вяленое мясо и стал ждать своего часа. Когда меня послали на охоту, я отошел от монастыря, а потом потихоньку вернулся за своими припасами. И вдруг началось такое, от чего волосы мои встали дыбом, во рту пересохло, руки и ноги онемели.
