Существо обошло вокруг дерева, и Леший зашумел ветвями — не враждебно, но предостерегающе. Коротышка хмыкнул, пожал узкими плечами, потом протянул руку с длинными пальцами — их было всего четыре, но на каждом по одному лишнему суставу, — однако коснуться ствола побоялся. Леший встряхнулся и что-то прогудел… тут, к удивлению Лугги, подземный житель рассмеялся и ответил на том же гулком языке. Потом, не успела она прийти в себя, он сказал скрипучим голосом:
— Ну и натворила же ты дел, Лесная!
— А что? — она упрямо вздернула подбородок. — Не вечно же ему было спать!
— Да? — язвительным тоном отозвался коротышка. — Считаешь, что поступила правильно? Оглянись вокруг, шишка еловая, и осознай, наконец, что ты наделала!
Лугга задрожала.
… люди, стоявшие в отдалении, оживленно жестикулировали, кричали — она ничего не понимала. Неожиданно толпа расступилась, и появился огромный губитель.
Тиль схватил её за руку.
— Нет, — прошептала Лугга, не в силах поверить. — Нет, они не могут этого сделать!
Внутри у губителя был бесформенный сгусток тьмы, от которого веяло холодом…
Коротышка устало вздохнул и побрел к дыре, из которой появился. У самого входа в подземный мир обернулся и сказал:
— Пошли, что ли? Или так и будете стоять?
— Они его убьют! — крикнула Лугга. Тиль крепче сжал её локоть. — Их надо остановить!
— Ага! — коротышка ехидно улыбнулся. — И кто их остановит? Ты? Ну, ценой собственной жизни — возможно. Хотя нет, вряд ли… а-а, я понял: вы двое пришли сюда делать глупость за глупостью! Ну, тогда мешать не буду…
— Подожди, — робко сказал Тиль. — Неужели ничего нельзя сделать?
— Можно… побыстрее убраться отсюда, потому что вас заметили.
Губитель двигался в их сторону, а тьма в его сердцевине смотрела на них, хотя у неё не было глаз…
… лестницы, бесконечные лестницы.
Сначала они кубарем скатились по ступенькам, а потом коротышка взвизгнул: "Бежим!" — и, схватив их за руки, рванулся вперед. Кожа у него, против всех опасений Лугги, оказалась сухая и гладкая, так что, пока глаза не привыкли к темноте, их провожатый вовсе не казался таким противным на вид. Хватка у него была крепкая!
Они неслись с огромной скоростью куда-то вниз и едва успевали глядеть по сторонам. Сначала кругом была кромешная тьма, а потом появились красноватые огни, и, наконец, яркий белый свет — но, привыкнув к темноте, они ничего не могли увидеть. Падение сопровождалось оглушительным свистом…
Лугга, в конце концов, перестала бояться, а щемящее чувство вины за произошедшее наверху отступило куда-то на второй план.
— Ну, вот мы и пришли!
Они стояли посреди большой пещеры, освещенной лишь огоньком одной маленькой свечи. Лугга и Тиль чувствовали, что кроме них и подземного жителя в пещере находится ещё кто-то — и даже много кто, судя по доносившемуся со всех сторон шуршанию и сопению…
— Теперь можно поговорить.
Коротышка уселся на пол, скрестив ноги.
— Кто здесь? — негромко спросил Тиль. Эхо тут же издевательски подхватило: "Ктотоктоктоздесь…"
— Нас много, — охотно пояснил коротышка. — Но не зовите, они не выйдут.
— Боятся? — предположила Лугга.
— Стыдятся, — с горечью ответило уродливое существо, и она не стала спрашивать, почему. — Так зачем же вы сюда пришли? Разве не знаете, что это за место?
— Я родился здесь, — просто сказал Тиль, и создания, скрывавшиеся в темноте, тревожно зашевелились. — Я… мы пришли, чтобы отыскать одного человека.
Почему-то это очень разозлило коротышку: он вскочил и чуть ли не набросился на них с кулаками.
— Ты Лесной! Искать человека в Городе — кишка тонка! Не ври! Где это видано, чтобы Лесной, да по доброй воле — сюда?
— Я правду говорю, — Тиль смотрел на него, как показалось Лугге, с грустью. — Я ищу женщину, её зовут Виола… — он вдруг покачнулся, но устоял. — Она моя мать.
— Ну, найдешь ты её, предположим, — коротышка подпрыгнул по-лягушачьи и опять уставился на Тиля круглыми желтыми глазами. — А понимаешь, что произойдет тогда?
Тиль молча кивнул, и Лугга вдруг осознала, что они двое понимают друг друга, а вот она — нет, и это испугало её. А коротышка повел себя ещё более странно, чем до сих пор — крутанувшись на пятках, ухмыльнулся и спросил:
— Нравлюсь? Захотелось стать таким, как я?
Тиль зажмурился.
— Так что? Будешь искать дальше?
— Да.
… и снова они летели вниз, сквозь тьму, но на этот раз их провожатый не молчал, а охотно объяснял, что к чему. Лугга узнала, что следует опасаться не губителей, а тьмы, которая внутри них, что Городу десять тысяч лет, что подземная его часть раз в сто больше надземной, но люди под землей почти не живут… лишь об одном коротышка умолчал: когда она спросила, откуда здесь подобные ему, он только ухмыльнулся.
А Тиль слушал и кивал, как будто всё знал и без объяснений.
Коротышка вел их к существу, которое называло себя Архивариусом. Оно, как предполагалось, знало ответы на все вопросы…
Но Лугга чувствовала, что не понимает чего-то очень важного.
… Архивариус был грибницей и жил у самых корней Города.
Его нити пронизывали весь Город, до самой верхушки, и поэтому он знал всё.
Архивариус не умел разговаривать, но коротышка знал, что следует делать — и, пока он возился возле огромной пористой массы, Лугга не выдержала:
— Тиль, он потребует с нас плату за все это?
Тиль как-то странно на нее посмотрел и, как ей показалось, с трудом удержался от лжи.
— Да. Но ты не беспокойся… платить буду только я. И не ему. Просто… так заведено.
— Но… мы ведь вернемся?
Он отвернулся.
— Тиль? Я боюсь, что…
— Нашел, нашел! — коротышка танцевал возле Архивариуса. — Быстрее!
И больше времени разговаривать не было.
…— Мама?
Коротышка крепко сжал ладонь Лугги, и ей оставалось только смотреть.
— Мама, это я. Я вернулся.
Конечно, это и впрямь была его настоящая мать — они были очень похожи друг на друга и внешностью, и внутренним светом. Но… она была так же слепа, как и все остальные люди в Городе.
И в кроватке перед ней лежал ребенок с такими же, как у неё и у Тиля белыми волосами.
— Пойдем! — вдруг запрыгал коротышка с нетерпением. — Она не узнает тебя, вот и славно! Может, ещё успеете уйти…
— Что? — ужаснулась Лугга. — Ты не говорил, что это опасно, трухлявый пень!
… а Тиль не слышал их. Он вглядывался в давно забытые черты, и с каждой секундой убеждался, что именно её видел во сне много раз, и не понимал, кто она такая. Он ощутил умиротворение — и, вместе с тем, какую-то странную обреченность.
