И. Пфлаумер - Проклятие Марены

— Патрон на рассвете собирает стариков. То ли мелкую вылазку планирует, то ли ещё что то. Не упивайся до смерти уж, а то всё пропустишь.

Вердо меланхолично кивнул.

— Ройко, Монаха или Шторма не видел?

— Шторм снаружи. Монах у себя, молитвы читает. Ройко где-то здесь.

Маг вернулся к своему вину. Разговорчивым Вердо не назовёшь. Всё время сидит с отсутствующим видом, думает о своём. Говорят, он участвовал в войне между севером и югом, только никто не знает, на какой стороне.

Я вышла из пещеры, поднялась наверх по узкому лазу и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Зима подходила всё ближе. Листва с деревьев почти облетела, лягушки впали в спячку до весны и без разномастного кваканья болота казались мёртвыми. Полуголые остовы древ упирались в тёмное небо, чуть поблескивая под холодными звёздами.

Шторм стоял неподалёку, у старого, давно засохшего дерева. В свете луны вьющиеся каштановые волосы ганарца казались чёрными. Ветер раздувал их в стороны, создавая вокруг головы разбойника тёмный ареол.

— Насмотрелась? — усмехнулся он. Я уже привыкла к его вечным насмешкам, даже злилась через раз, а то и через два.

— Ага. Глаза сломала от красоты неземной. Патрон по утру собирает народ. Приходи, как рассветёт.

— Чего это пню старому в голову взбрело? Завещание решил оставить?

— Дурак ты, — констатировала я.

— Штормиии, — раздалось откуда-то сбоку. Полупьяная грелка, имени которой я не знала, шатаясь, вывалилась из прохода. Бутылка в её руке тихонько звякнула, но не разбилась.

— Шторми, ты здесь?

— У тебя свидание никак? — спросила я.

— Свидание? Где ты таких слов нахваталась, девочка? — Шторм, не двинувшись с места, наблюдал, как шатающаяся девица скорее ползёт, чем поднимается на холм.

— Шторми, ты тут? Ой! — грелка громко икнула и уставилась на меня. — А ты чего тут делаешь?

— Не твоё дело, — нелюбезно отозвалась я. Разговоры с подстилками не входили в список моих любимых занятий. Я испытывала к этим женщинам странные чувства — смесь жалости и брезгливости. Ничего похожего на моё отношение к Келии, хотя её грелкой никто не смел назвать. Тогда ещё и понятия такого не было — прежние разбойники не тащили в дом что ни попадя.

— Что, думаешь, раз ты подстилка Патрона, так тебе всё можно?

— Заткнись, — нелюбезно посоветовал грелке Шторм.

— А чего? Раз она свои сиськи "на деле" всем показывает, так её теперь за это и уважать? Шторм подался вперёд, но я его остановила.

— Сколько приносят твои? — поинтересовалась я. Девица ошалело уставилась на меня пьяным взглядом. — С моих сегодня навар — куча драгоценностей и ларец с золотом. Благодаря моим грудям ты, подстилка, пьёшь это вино и носишь шмотки. Так что вали отсюда, пока я тебе ножик в горло не воткнула. Хочешь узнать, за что меня зовут Лезвием? — я достала из-за пояса клинок и чуть повернула. Так, чтобы луна заблестела на острие.

Девица ещё раз икнула и уползла вниз. Я присела на камень. Не знаю уж, умышленно или нет, но грелка ударила по самому больному. Раньше не было нужды так изгаляться, чтобы остановить карету, но времена менялись. Дилижансы без охраны стали большой редкостью, и мы сами в этом виноваты. Слишком уж рьяно взялись за дело. С каждой каретой теперь каталась охрана. Однажды мы взялись за один такой экипаж, а внутри была толпа стражей. Много стариков тогда погибло — не могли подойти к крытому экипажу, нас так и поливали стрелами.

Тогда я и придумала этот план. Патрон был против, но что ещё мы могли сделать? Пустить на это дело подстилку? Чего взять со шлюхи. Ни один возница с расстояния в пятьдесят шагов не примет такую за леди. Не то, чтобы я была красавицей, но хоть не пью без просыху, талию легко обхватить и грудь не висит, как собачьи уши.

Только вот радости от того, что приходится оголяться перед всеми, я не испытываю. Стоит представить, как вечером после дела эти ублюдки, вроде того, что я стащила с убитой блондинки, обсуждают мою грудь и кожу — становится так тошно… Но мне нужны деньги. Мне так нужны деньги!

— Не слушай всякую чушь, — тихо сказал Шторм и положил мне руку на плечо.

— Ты, никак, решил меня утешить? — вскинулась я. В его голосе мне померещилась жалость.

— Тебя? Утешить? Побойся гнева Богов! Ты же как дикая кошка, попробуй погладить — откусит руку по локоть. Я что, враг здоровью своему?

— А кто тебя знает, что у тебя там на уме, — я пожала плечами. — На рассвете, не забудь.

— Так точно! — отозвался Шторм и снова прислонился к дереву. О чем же он всё-таки думает?

— Эй! — окликнула я его уже с холма, — а как тебя зовут-то на самом деле?

— За один поцелуй я выдам тебе эту страшную тайну!

— Ты столько не стоишь, — выкрикнула я в ответ и отправилась на поиски остальных.

Монах сидел в своей пещерке. Убежище Кулака состоит из сотен гротов, связанных длинными переходами. Чем ниже опускаешься по узким лазам, тем теплее становится. Почти в самом низу есть небольшое подземное озеро с парной водой, которая даже зимой не остывает. Там можно купаться и мыться вдоволь. Об этом озере мало кто знает — большинство разбойников довольствуется водоёмом, что повыше.

Пещера Монаха, как и та, в которой живу я, находятся очень глубоко. Сюда почти не суются новички — в лазах легко заплутать. Никто потом не найдёт. Я сама с этими лазами долго разбиралась, даже карту рисовала, а потом привыкла ориентироваться в полутьме и стала находить нужное место даже без факела, наощупь.

Монах действительно сидел в своей пещере, очень похожей на крохотную келью. Что могло привести служителя культа Белобога, пресветлого всадника, в банду вроде нашей?

— Патрон с утреца вызывает к себе, — вместо приветствия произнесла я. Седовласый мужчина кивнул и продолжил бормотать чуть слышную молитву, перебирая янтарные чётки.

Когда Патрон меня подобрал, Монах уже был в Кулаке. Помогал Келии выхаживать раненых. Он хоть и не владеет лечебной магией, но знает сотни трав и отваров от всяких хворей. Странно. Вроде как подвижников, что в храме посвящают, не учат знахарству.

Осталось найти Ройко и Одноглазого. Второй, наверняка, режется в карты где-нибудь в большом зале. К середине ночи удвоит, а то и утроит свою часть награбленного. До сих пор не знаю — то ли он такой ловкий шулер, то ли удача ему так покровительствует. Никто из стариков не сядет с ним в карты играть — жизнь научила, а вот новички постоянно проигрывают всё, вплоть до штанов.

И точно — Одноглазый сидел за деревянным, покрытым царапинами столом с неизменной трубкой во рту и картами в руках. Сам он похож на великана или на медведя — бугристые, широкие плечи, поросшие чёрной шерстью — такие огромные, что рубахи впору не найти. Приходится грелкам шить для него одежду отдельно. Чёрные волосы, торчащие в разные стороны, переходят в широкую полосу бровей. Из-под правой поблёскивает чёрный глаз, а на левом повязка. Как-то этот старый мошенник рассказывал, что левый глаз ему выбили, когда отказался платить карточный долг — противник жульничал. Тогда-то Одноглазый и решил научиться играть в карты так, чтобы сама Кривда, покровительница лжецов и обманщиков, не смогла его обыграть. Зарок свой он исполнил, всем на зависть. Уже с полбанды желает вырвать ему пару клоков шерсти. Щёки Одноглазого тоже покрыты курчавыми волосами. Да что говорить — всё лицо у него, как у медведя, шерстью заросло. Кажется, вот брови-усы-борода и есть его физиономия. Только глаз из зарослей поглядывает.