— Что… Что ты делаешь?!
Луиза сразу поняла, что происходит, и попыталась вырваться из объятий Сайто.
— Не можешь полежать спокойно?
— Почему… Почему… ты обнимешь меня?
"Что ты говоришь? Я думал, ты любишь меня?!" — Сайто в отчаянии уставился на Луизу. В девочке проснулся гнев. Она перестала вырываться.
— Что?
Сайто положил руку на плечо Луизы и спросил: "Ведь ты влюблена в меня?"
— Что… Что за вздор ты несешь?
— Все в порядке, Луиза. Я понимаю твои чувства. Я — тот, кто тебя понимает. Не волнуйся, просто расслабься.
Сайто медленно потянулся губами к Луизе, которая становилась все более и более бледной.
Я влюблена в тебя…?
Недавний сон промелькнул в ее памяти. Сайто был таким же, как во сне. Он говорил с ней с той же уверенностью. Из-за этого Луиза злилась еще больше. Оба Сайто — во сне и в реальной жизни — бесили ее. Можно сказать, это была квинтэссенция ярости.
Луизу трясло от гнева, но Сайто принял это за стеснительность из-за ее неопытности.
— Не нервничай, это и мой первый раз тоже. Расслабься, я снимаю брюки…
Луиза почувствовала, что Сайто обнял ее за талию…
Резко, как саламандра, бросающаяся на свою жертву, девочка выбросила свою правую ногу вверх и попала фамильяру между ног.
— Уффф!
Сайто сразу ощутил ужасную боль, пронесшуюся по позвоночнику от паха к мозгу. Не в силах ее выдержать, он скатился с кровати. Луиза медленно встала и схватила кнут, который лежал рядом с ее кроватью. Увидев кнут, Сайто попытался сбежать, но девочка уже наступила ногой ему на голову.
— Что ты только что собирался сделать со мной?!
Медленно приходя в себя, Сайто ответил: "Разве мы только что не шептали друг другу нежности, как влюбленные?"
Луиза сильнее надавила на голову Сайто:
— Ты выдаешь желаемое за действительное!
— Значит, я ошибся…? Разве ты не влюблена в меня?
— Кто в кого влюблен?
— Ну, ты влюблена в меня, госпожа Луиза?
— Ха-ха… Скажи, пожалуйста, с чего ты это взял? И тебе же будет лучше объясниться быстро и простыми словами, иначе я не знаю, что я с тобой сделаю…
— Ну, тогда, на балу, ты смотрела на меня такими влюбленными глазами.
Луиза покраснела:
— И поэтому ты решил, что я влюблена в тебя, и влез в мою постель?"
— Да, госпожа. Ваш скромный фамильяр действительно ошибся?
— Ты однозначно ошибся. Я никогда не слышала, чтоб фамильяр забрался в кровать хозяина.
— В следующий раз я приму это к сведению.
Луиза вздохнула и сказала таким тоном, что могло показаться, будто ей жаль его: "Следующего раза не будет".
"Хозяйка, смотри! Смотри! Луны-Близнецы так прекрасны сегодня!" — сказал Сайто в отчаянии.
"В любом случае, уже слишком поздно…" — голос Луизы дрожал от гнева.
Крики Сайто разносились далеко за пределами Академии…
* * *
В то самое время, когда Луиза учила Сайто уму-разуму, Фуке лениво рассматривала потолок. Ее перевезли из Академии Волшебства в тюрьму Генуя.
Она была магом-треугольником стихии земли, задержанным Сайто и компанией два дня назад за кражу "Посоха Разрушения". Поскольку Фуке также была печально известна благодаря многочисленным кражам сокровищ у многих аристократов, ее поместили в тюрьму Генуя — наиболее охраняемую тюрьму в Тристании, столице Тристейна.
На следующей неделе в суде ей должны предъявить обвинение. Так как Фуке удалось опозорить множество представителей знати по всей стране, то ее ожидала либо ссылка, либо даже смертная казнь. В любом случае, она уже не вернется в Тристейн. Сначала Фуке думала о побеге, но позже отказалась от этой мысли.
Внутри камеры не было ничего, кроме убогих стола и кровати, сделанных из дерева. Даже утварь, которую она использовала для еды, была деревянной. Ах, если бы у нее было хоть что-то металлическое… хотя бы ложка.
При всем своем желании превратить тюремные стены и решетки в грязь с помощью алхимии, это было невозможно без волшебной палочки, которая была конфискована. Маги действительно беспомощны без своих палочек. Кроме того, на тюремные стены и решетки были наложены специальные чары, чтобы противостоять подобной магии, так что даже алхимия не помогла бы ей сбежать.
"Это так жестоко с их стороны — запереть здесь слабую женщину", — проворчала Фуке. Она вновь подумала о зеленых юнцах, которые задержали ее: "Тот мальчик был очень силен. Не могу поверить, что он — обычный человек. Тогда кто же он? Но все это меня уже не касается".
— Пора спать…
Фуке закрыла глаза и легла. Но она тут же открыла их вновь.
Фуке услышала, как кто-то спускался в темницу, в которой ее заточили. Но до нее также долетел характерный звук, издаваемый шпорами. Этот человек не был стражником: те не носят шпоры. Фуке быстро села.
Человек в плаще остановился рядом с ее камерой; его лицо было скрыто белой маской. Судя по длинному посоху, видневшемуся из-под плаща, человек был магом.
"Несколько неожиданно принимать посетителя посреди ночи", — довольно презрительно сказала Фуке.
Человек в плаще не ответил и лишь холодно посмотрел на нее.
Фуке инстинктивно почувствовала, что человек был нанят, чтобы убить ее. Похоже, кто-то из тех дворян, которых она обокрала, решил, что судебный процесс не отвечает их чаяньям, и нанял убийцу для нее. Некоторые вещи, которые она украла, похоже, уже были крадеными, и, чтобы не дать правде выйти на поверхность, кому-то надо убрать ненужный источник информации.
"Как вы можете видеть, это не слишком веселое место. Да и вы вряд ли пришли сюда выпить чашечку чая, не так ли?" — сказала Фуке.
"Хотя я и без палочки, я все равно не сдамся без боя, — подумала она. — Я хорошо разбираюсь не только в магии, в рукопашном бою я тоже довольно хороша. Однако я ничего не смогу сделать, если он решит использовать магию. Похоже, я должна как-то заманить его внутрь камеры".
Тут человек в плаще заговорил: "Ты — Фуке Глиняный Кулак?"
Голос принадлежал молодому и сильному человеку.
— Я не уверена, кто дал мне это прозвище, но да, я — Фуке Глиняный Кулак.
Человек в плаще поднял руки в знак примирения.
— Я хочу кое-что сказать тебе.
"Что же? — ответила Фуке несколько удивленным голосом. — Только не говорите, что вы собираетесь говорить в мою защиту в суде. Какой чудак".
— Я бы с удовольствием говорил в твою защиту, дорогая Матильда Саксен-Гота.
Фуке побледнела. Это имя я забыла, или, вернее, мне пришлось забыть. Не должно было остаться никого, кто помнил бы это имя…
— Да кто же ты такой?